Книга Веспасиан. Павший орел Рима - Роберт Фаббри

— Пожалуй, я повременю с этим, — ответила Ценис, осыпая поцелуями ему грудь и спускаясь всё ниже.

Веспасиан отбросил в сторону покрывало и устроился удобнее. В призрачном свете раннего утра её голубые глаза лучились любовью.

Им помешал робкий стук в дверь.

— Хозяйка! — позвал тихий голос.

— Что случилось? — спросила Ценис, даже не пытаясь скрыть своего раздражения.

— Какой-то человек хочет видеть хозяина.

— Он что, не может подождать?

— Нет. Говорит, что дело срочное.

Ценис вопросительно посмотрела на Веспасиана.

— Прости, любовь моя. Мы продолжим чуть позже.

Веспасиан грустно улыбнулся.

— Это не заняло бы много времени.

Он перебрался через неё на край кровати и опустил ноги на пол.

— Скажи ему, что я иду! — громко произнёс он и улыбнулся Ценис. Та хихикнула. — Как зовут этого человека?

— Он сказал, что его зовут Магн. Говорит, что он друг хозяина.

* * *

— Я не помешал тебе, господин? — спросил Магн, когда Веспасиан, затягивая на ходу пояс, вошёл в атрий. На видавшей виды физиономии бывшего кулачного бойца было написано притворное раскаяние.

— Честно говоря, помешал. Отвлёк от приятного занятия.

— Сдаётся мне, все занятия в той комнате — приятные.

Веспасиан улыбнулся.

— Только если в них участвует Ценис. Что и было.

— Извини, что я помешал её участию. Ну, ты понимаешь, о чём я.

— Понимаю, но ты помешал не тому, о чём ты думаешь.

Глаза Магна блеснули радостным огнём.

— Понятно, она помогала тебе совершать утренние омовения. Но они подождут, так как дело действительно срочное. Мы должны отправиться в дом твоего дяди.

— Зачем?

— Боюсь, господин, у нас серьёзные неприятности. Я говорю о Сабине.

— Сабин сейчас в Паннонии.

— Хотел бы я, чтобы он был там, но, увы. Я только что виделся с ним. Он здесь, в Риме.

На лице Веспасиана отразился испуг. Ему стал понятен намёк иудейского царя.

* * *

— В таверне «Братства Перекрёстка»! — испуганно пророкотал Гай. — Что, во имя всех богов, он там забыл? Ему ведь положено быть в Паннонии!

Магн пожал плечами.

— Да, господин, но только сейчас он в Риме. Он пришёл ко мне пару часов назад. Слабый, едва стоял на ногах. Ни дать ни взять пьяная весталка. А всё из-за раны в бедре. Из-за неё он потерял много крови.

— Где он её получил?

— Не знаю. С того момента он несколько раз впадал в беспамятство. Я послал за лекарем, который не задаёт лишних вопросов. Мы часто обращаемся к нему в подобных случаях. Он прочистил и зашил рану. Сказал, что отдых и хорошая еда сделают своё дело. Через несколько дней Сабин снова встанет на ноги.

Г ай тяжело опустился в кресло рядом с очагом и потянулся за кубком подогретого и подслащённого вина.

— Молодой глупец участвовал в убийстве Калигулы, верно?

Веспасиан принялся нервно расхаживать взад и вперёд по атрию.

— Почему он оказался в Риме и ничего не сообщил нам? Если он надеялся сохранить в тайне своё участие в заговоре, то это явно ему не удалось. Ибо Ирод Агриппа в курсе. Как известно, этот еврей не питает любви к Сабину, — сказал Гай и сделал глоток вина. — Значит, мы должны как можно быстрее вывезти его из города.

— Куда, дядя? Если он обречён, то не сможет вернуться в свой легион, в Паннонию. Да и в любом из его поместий его тоже найдут. Самое безопасное для него место — это таверна Магна. Главное для нас — точно узнать, есть ли приказ об аресте Сабина.

— Как же мы это узнаем?

— Воспользуемся новой системой правления Римом. Ты вчера вечером видел её в действии. Всем заправляют вольноотпущенники Клавдия.

— Ну конечно! — воскликнул Гай с видимым облегчением, кстати впервые с того момента, когда его вытащили из постели, чтобы сообщить дурные известия. — Я отправлю послание Паллу, в котором сообщу, что мы хотели бы как можно скорее увидеть его после церемонии, которая состоится сегодня утром. Вот тогда и станет ясно, можем ли мы по-прежнему рассчитывать на его дружбу.

* * *

Улицы были запружены толпами зевак, желавших собственными глазами увидеть, как Сенат и городские когорты присягнут на верность новому императору. Тому самому человеку, над которым они потешались и чьё уродливое тело было предметом их жестоких насмешек. Человеку, которого безжалостно унижал его племянник Калигула. Впрочем, толпы, заполонившие все улицы и переулки близ Форума и улицы Виа Сакра, всё это уже забыли.

В отличие от них, ни Клавдий, ни те, кто его окружал, ничего не забыли. Неудивительно, что вдоль всего маршрута торжественной процессии была расставлена преторианская гвардия, причём не в тогах, в каких обычно преторианцы несли караульную службу в пределах города, а в полной военной форме — в качестве напоминания гражданам о том, что это они, преторианцы, привели Клавдия к власти, а над властью не насмехаются. Чувства Сената и народа Рима отошли на второй план, уступив первенство необходимости оберегать честь и достоинство нового императора. Любого заподозренного в насмешках над Клавдием немедленно хватали и тащили прочь, чтобы преподать наглецу наглядный урок того, как из здорового человека можно в два счёта сделать хромого калеку.

Процессию возглавляли сенаторы в белых тогах с широкой пурпурной каймой. Их число вновь составляло около пятисот человек: те, кто позавчера покинул Рим, поспешили вернуться обратно, в надежде на то, что их предложения о восстановлении республики будут забыты — или по крайней мере останутся без внимания, — как только они продемонстрируют новому императору свою преданность.

Сенаторы шествовали с величавым достоинством, высоко подняв голову, перекинув складки тоги через согнутую левую руку. Каждого магистрата сопровождали ликторы с фасциями в руках, подчёркивая своим присутствием их высокий статус. Все, кто за свои военные подвиги удостоился венков, сейчас горделиво несли их на голове.

Следом за сенаторами шествовали двенадцать ликторов, а за ними шестнадцать рабов несли на плечах паланкин, в котором восседал Клавдий. За императором следовала запряжённая лошадьми открытая повозка, в которой на подушках среди гирлянд цветов возлежала супруга нового императора Мессалина. Будучи на сносях, она была тем не менее вынуждена принять участие в торжественной процессии. В повозке также ехала и её полуторагодовалая дочь, Клавдия Октавия, испуганная и притихшая.

За ними под резкие звуки буцин, цокая по мостовой подкованными подмётками сандалий, медленно вышагивали городские когорты.