Книга Одиссея батьки Махно - Сергей Мосияш

— Вот и хорошо. По крайней мере не нарушишь первого приказа: не стрелять. А патроны возьмёшь на складе. Далее, вооружившись, мы атакуем сам полк, он размещается в предместье Орехова. Повторяю, приказы исполнять беспрекословно. Товарищ Белаш, командуйте.

Махно вошёл в кабинет директора завода Кригера один, но с маузером, болтавшимся в кобуре на правом боку чуть выше колена.

Кригер поднял от бумаг голову, щурясь за стеклом пенсне, спросил:

— В чём дело, Нестор Иванович?

— Борис Михайлович, вы слышали о мятеже генерала Корнилова?

— Да, да, мне тоже доставили телеграмму. Это ужасно.

— Пролетариатом Гуляйполя сегодня создан Комитет защиты революции, и я избран его председателем.

— Ну что ж, поздравляю.

— И первым постановлением Комитета было разоружение буржуазии и помещиков. У вас есть оружие?

— В каком смысле?

— В самом прямом.

— Есть... наган.

— Где он?

— В сейфе.

— Прошу сдать его.

— Но, Нестор Иванович...

— Пожалуйста, Борис Михайлович, не заставляйте меня повторять. Я выполняю постановление Комитета.

— Ладно. Чего уж там, — поднялся Кригер и, пройдя к сейфу, открыл его, достал наган. — Возьмите.

Махно взял наган, сунул его в карман френча.

— И второе, для дела революции мы конфискуем из конюшни вашего предприятия двадцать лошадей.

— Ну что ж, — вздохнул Кригер. — Вы нынче, Нестор Иванович, в Гуляйполе главный начальник, я вынужден подчиниться.

— Вы напрасно иронизируете, Борис Михайлович, нас к этому вынуждают обстоятельства.

— Какая уж тут ирония, — махнул рукой Кригер. — Когда всё летит в тартарары. Меня вот тоже обстоятельства вынуждают закрыть предприятие. А это значит — уволить всех рабочих, а у них семьи, дети. Это как?

— Мы не позволим.

— Эх, Нестор Иванович, как же вы не понимаете. Вы с вашим профсоюзом настояли на увеличении зарплаты почти вдвое. Так?

— Так.

— В результате прибыль предприятия практически равна нулю. На какие, извините, шиши мне покупать сырые, уголь тот же? В долг? А кто мне даст? Да ещё в такое время. На литейном дворе кончается уголь, встанут печи, вы знаете, чем это кончится: остановка всего производства.

— Знаю, Борис Михайлович, — нахмурился Махно. — Мы подумаем над этим. Но сегодня в опасности революция, пахнет военной диктатурой.

— Не знаю. Я не политик. Мне пахнет банкротством. Извините, мне надо в цех.

Кригер направился к двери, и, когда поравнялся с Махно, тот почти миролюбиво молвил ему:

— Борис Михайлович, мы лошадей вернём, даю слово. Как только экспроприируем у помещиков — ваших вернём.

— Что ж, скажу спасибо. Но должен заметить вам, если революция будет жить только за счёт экспроприации, далеко она не уедет. Да-с, да-с, дорогой мой председатель.

Отряд гуляйпольцев, возглавляемый Никифоровой, прибыл в Орехово ночью.

— Товарищ Белаш, бери десяток вооружённых и к караульному помещению. А я к складу. Твоя задача — никого не выпустить из караулки, чтоб не предупредили полк.

К складу Мария направилась в сопровождении двух своих черногвардейцев, предупредив их:

— Вы не вякайте, с часовыми я сама буду говорить.

Однако ожидаемого окрика часового не было.

— Куда его унесло? — пробормотала Никифорова.

— Тише, Мария, — прошептал громко гвардеец. — Слышишь?

Прислушались. И действительно, откуда-то доносился говорок. Никифорова направилась за угол склада, вытаскивая из кобуры наган.

За углом, примостившись под пожарным щитом, на перевёрнутых вёдрах сидели два солдата и, видимо, выпивали. Мария сразу догадалась об этом из обрывков разговора: «Пьют, сукины дети. Ну, тем лучше».

Она подошла к питухам почти вплотную, спросила громко, властно:

— Это так вы несёте службу?!

Солдаты разом вскочили, у одного, задребезжав, упала винтовка, звякнув, покатилась бутылка.

— Тю, дура, напужала, — наконец вымолвил один, признав женщину. Второй, видимо, вспомнив о караульном уставе, икнув, крикнул:

— Стой! Кто идёт?

— Уже пришла, — сказала насмешливо Мария и приказала гвардейцам, возникшим за её спиной: — Возьмите у них винтовки и патроны.

— Братцы, да как же это, — начиная трезветь, жалобно заныл солдат. — Да нас за это...

— Спокойно, товарищи солдаты. Вы арестованы именем революции и если будете вести себя достойно, ничего с вами не случится. Вы охраняете склад?

— Да, мы.

— Сколько здесь постов?

— Два. Вот мой и евоный.

— Отлично. Ключи от склада у вас?

— С чего ради.

Черногвардейцы, подняв с земли уроненную винтовку, искали вторую.

— Где винтовка ?

— Здеся была.

— Где «здеся», раззявы?

— Дык... Федь, ты не видал её?

— Да вон ты её на щит повесил.

— Ах да... — кинулся было солдат к щиту.

— Не трожь, сами возьмём, — осадил гвардеец солдата и снял винтовку с пожарного ломика. — Мария, а зачем ключ? Вот лом.

— А ну-ка снимайте подсумки, караульщики хреновы.

Солдаты расстёгивали ремни, стягивали подсумки с патронами.

— А вы нас, братцы, ни того?

— Ни того, ни того. Сказано, не тронем. Но не вздумайте бежать.

С помощью лома и набежавших гуляйпольцев склад был открыт, но в нём было темно и найти что-либо было трудненько.

— Света надо.

— Где его возьмёшь? Ищите так.

— Да все-то не лезьте, мешать будете друг дружке.

Однако мужикам было трудно удержаться, чтобы не залезть в склад. Каждому казалось, что без него там заберут лучшее.

— Вот какие-то жестяные коробки.

— То цинки с патронами, тащи на свет.

— Робята, а где винтовки-то?

— Ищи, дура-а...

Никифорова, стоя у входа, торопила:

— Быстрей, быстрей, товарищи. Нам ещё надо в полк успеть.

Восток розовел, близился рассвет. И Мария не выдержала:

— Выходи все! Быстро!

Поймав кого-то из своих гвардейцев, приказала:

— Оставайся тут с Зинченкой, караульте, да не так, как эти раззявы. Мы с полком разберёмся, к тому времени рассветёт, вывезем что надо.