Книга Благословенная любовь - Энн Джозефсон

— Ты должна была дождаться меня, спросить, что я думаю по этому поводу! Ты могла бы не поверить моей матери. Ты должна была помнить, что я всегда был честен с тобой, когда говорил, как много ты для меня значишь. Даже если ты и не смогла заставить себя доверять мне, ты, в конце концов, могла известить меня хотя бы о рождении сына.

— Я хотела, но в то время ты учился в колледже. Я не знала, как с тобой связаться. После того как ты женился на Мэрил, мы перебрались сюда, в Тампу.

— О Господи! Мое имя постоянно было на страницах газет Атланты. Уверен, что меня упоминали и в здешних газетах, особенно когда «Марлины» играли с «Быками» или проводили повторную игру после ничьей. Так что, Дэни, без особого труда, просто читая спортивные газеты, можно было запросто меня найти. И не говори мне, что ты не смогла бы это сделать, если бы захотела.

— Я боялась. Я боялась, что ты заберешь его с собой, увезешь от меня.

Она вцепилась в его руку, словно боялась упасть.

— Мой сын будет со мной, но я хочу, чтобы и ты была с нами. Выходи за меня замуж. Поедем с нами в Милуоки, Дэни.

— Ты действительно хочешь на мне жениться? — Она больше не плакала и пристально смотрела на него.

— Ну конечно, да! Ты что, всерьез полагаешь, что мы смогли бы жить в одном доме и оставаться чужими друг другу? Мы поженимся в полном смысле этого слова.

— О! — Уголки ее рта дернулись, будто Дэни пыталась сдержать улыбку.

— Ты согласна?

— А что будет, если я не соглашусь?

Брэнд улыбнулся:

— Ты захочешь, дорогая, я тебе это гарантирую.

Он с удовольствием отметил, как Дэни залилась краской.

— Я имела в виду, если я не захочу выйти за тебя?

— Мне кажется, у нас нет выбора. Иначе нас съедят эти так называемые журналисты, вроде той, с которой ты сегодня общалась. Если мы не поженимся, они растерзают нас обоих. И они заставят страдать нашего сына.

Дэни вздохнула так тяжело, как будто над ней уже нависла опасность, которую так красочно описывал Брэнд. Он был уверен, что она пойдет на все, лишь бы избавить сына от страданий.

— Дэйву уже одиннадцать, — продолжал он. — Он сам, его друзья, одноклассники — они все умеют читать. Ты хочешь, чтобы парень прочел ту чушь, которую напишет Элен Хэррис или еще кто-нибудь? Уверяю тебя, желающие всегда найдутся — таких журналистов, как она, пруд пруди.

Темные глаза Дэни широко раскрылись.

— Я все сделаю, чтобы защитить Дэйва, но почему ты думаешь, что эти ужасные люди не будут писать про нас всякие отвратительные истории, даже если мы поженимся?

— Я уже говорил тебе. Стоит нам пожениться, и сплетни затихнут сами собой. Мы преподнесем газетам историю, которую они с удовольствием проглотят. Всем нравятся сказки про любовь. Мы расскажем им о современных Ромео и Джульетте, но у этой истории будет счастливый конец. Разлученные влюбленные вновь обретают друг друга и счастливо живут вместе до глубокой старости… Ну и все в таком же духе.

— Это ты о нас?

Брэнд лукаво улыбнулся:

— Мы должны сделать так, чтобы нам поверили все ненасытные акулы от журналистики.

— Но не мы? — Их глаза встретились, и Брэнд почувствовал надежду в ее вопросе.

Он испытывал огромный соблазн сказать то, что она хочет услышать, но он не хотел вновь причинить ей боль.

— Двенадцать лет назад я любил тебя. Ты меня бросила, умышленно скрывала от меня сына. Я не люблю тебя сейчас и пока не могу доверять. Но я люблю Дэйва. К тому же мое тело страстно желает вновь обладать тобой.

Дэни посмотрела на свои руки, потом на Брэнда и представила, как она ласкает его жаждущую плоть. Затем она подняла глаза и посмотрела на него в упор.

— А что будет, если я не выйду за тебя замуж? — снова спросила она.

— Я заберу Дэйва. А ты будешь жить своей жизнью, как тебе заблагорассудится. — Брэнд посмотрел вокруг себя, как будто хотел найти недостающие аргументы. — Будь я судьей, я бы сразу присудил нашего сына мне, потому что я могу дать ему все, в чем он нуждается. Я, а не ты, — язвительно проговорил он. — Меня никогда не опекали благотворительные организации.

— В ту пору Дэйв был совсем маленький, сейчас он ничего не помнит.

— Для судьи это не будет иметь значения. Особенно когда я заявлю, что с удовольствием содержал бы своего сына, если бы его мать соблаговолила сообщить мне о его существовании.

— Что же это у нас за брак получится, если ты меня так ненавидишь? — задиристо спросила Дэни, однако по лицу ее было видно, что она сдается.

Что ей оставалось делать, как не покориться обстоятельствам!

— Повторяю. Я не доверяю тебе и не люблю за то, что ты скрывала от меня сына из эгоизма, а не от страха. Но мы оба любим нашего мальчика. И многие браки начинаются со здоровой дозы взаимной страсти.

— Я не могу вернуться в семью Карендонов и предстать перед людьми, которые знают, что я принадлежу к низам общества. — Дэни передернулась. — Я не хочу, чтобы Дэйв стал объектом насмешек и клеветы. Я не смогу вновь встретиться с твоей матерью.

— Почему нет? Ты боишься подойти к ней и просто попросить ее не совать нос в наши дела?

— Нет. Она отравит Дэйву жизнь. Или примет его, поскольку он — твоя плоть и кровь, но настроит против меня.

Брэнд приподнял ее подбородок и посмотрел в заблестевшие от слез глаза. А затем произнес обещание, которое не выполнил двенадцать лет назад:

— Я не позволю ей причинить вред ни тебе, ни Дэйву.

— Ты мне это уже говорил.

— Я знаю, но мама не сможет нас сейчас контролировать. Мы ведь теперь взрослые.

— Твоя мать наверняка до сих пор считает, что я — хуже мусора.

Он колебался. Ему не хотелось ее пугать, но и обещать, что он порвет все связи с Карендоном, тоже не мог. Ему пришлось сделать шесть перерывов в своей карьере футболиста, чтобы окончить юридический факультет, а потом еще два, чтобы занять свою нишу в семейной адвокатской конторе, и он сделал это. Когда Брэнд думал о родных краях, он представлял себе дом, о котором они с Дэни мечтали много лет назад, — дом, который его знакомый строитель-подрядчик закончит к началу следующего сезона. Он вспомнил, что Джош посоветовал ему пообещать Дэни, что они будут жить в тысяче километров от родного города, который так ненавидит Дэни и который он так любит.

— Моей матери будет сложно вмешиваться в нашу жизнь. Мы переедем в Милуоки. Это достаточно далеко от Карендона и от моей матери.

— Насколько далеко? Ты можешь играть в футбол хоть на Северном полюсе, но все равно твой дом останется в Карендоне.

— Если захочешь, мы будем жить в Милуоки круглый год. Но мне все равно придется приезжать сюда. — Брэнд нежно стер слезу с ее щеки. — Можно забыть о Карендоне — до тех пор, пока ты не будешь готова вернуться домой. О’кей?