Книга Удержать любой ценой - Тара Пэмми
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже, у него входит в привычку делать скоропалительные выводы относительно нее. Может быть, она не умеет лгать, зато научилась скрывать правду Она отказывалась отвечать на вопрос шейха о Максе, подчинившись внутреннему инстинкту.
Шейх ослабил хватку, густые ресницы скрывали выражение его глаз.
— Я только хочу знать, не создаст ли он нам проблем в течение нескольких ближайших месяцев. Особенно когда узнает о нашей помолвке.
При мысли, что ей несколько месяцев предстоит провести рядом с шейхом во дворце, постоянно пикируясь с ним и борясь с собой, у Амалии душа ушла в пятки. Реакция Макса волновала ее меньше всего.
— Несколько месяцев? — повторила она, как попугай.
— Столько, сколько потребуется, пока Мира не выйдет замуж.
Она нахмурилась:
— Вы затеяли все это ради сестры?
— Да.
— Почему? Как ее свадьба связана с вашей невестой?
— Семья жениха Миры весьма консервативна. Им не понравились сенсационные детали о моей личной жизни, обнародованные в «Селебрити спай». Моей матери стало известно, что они хотят разорвать помолвку, не желая породниться с нашей семьей из-за меня.
— Они посмеют отказать сестре правящего шейха?
— Семья жениха очень богата и имеет старинные корни, но мнение общества для них важнее правды.
— В таком случае, может, Мире не стоит входить в эту семью?
Он улыбнулся и на щеках появились ямочки.
— Я был бы того же мнения, если бы не знал, что Фарид искренне любит Миру.
— Ваш отец влиятельный человек. Разве он не может убедить семью жениха, что Мира не несет ответственности за ваши эскапады? Это же не генетически обусловленный дефект.
— Будь на то воля отца, он бы немедленно аннулировал помолвку. Он считает, что брак сестры по любви чреват для меня многими неудобствами.
— Потому что сын важнее дочери? — с горечью спросила Амалия.
— Нет, потому что долг шейха гораздо важнее любви. — Его лицо казалось суровым в лучах заходящего солнца. — В жизни королевского семейства нет места для любви.
— Но вы идете на все эти испытания ради нее?
— Да. Я хочу, чтобы она была счастлива. Моя жизнь не должна неблагоприятно влиять на нее.
— Я ничего не понимаю. — Он называл ее противоречивой, а сам? Его взгляд теплел всякий раз, когда он говорил о сестре. — Вы выбирали женщин, предложенных таинственной мисс Янг, будто овощи на базаре. Тем не менее хотите, чтобы Мира вышла замуж по любви. Что-то у меня не сходится.
— Моя жизнь отличается от жизни сестры, Амалия. Так было всегда.
— Но вы намерены жениться с наименьшим уроном для себя?
— Да, мне необходимо обзавестись семьей, и статья в таблоиде ускорила этот момент. Шутки в сторону, вам придется сыграть роль моей невесты. Мы проведем пару недель в Европе, что будет способствовать нашему первому публичному появлению в качестве жениха и невесты. Вы будете выглядеть ослепительно прекрасной и убедите всех, что без ума от меня.
— Это непростая задача теперь, когда я знаю, что вы собой представляете.
— Тогда вспомните, с какой страстью вы стонали, когда мы целовались. Если хотите освежить воспоминание, я к вашим услугам.
— Почему мы просто не можем объявить той семье, что мы помолвлены, и дело с концом. Почему этот фарс должен длиться месяцы?
— Нам необходимо появляться вместе на публике. Ваш обожающий взгляд и обручальное кольцо от меня должны убедить мир в том, что я попал под ваши чары.
Неожиданно у него в руках оказалась папка с документами.
— Что это?
— Это соглашение о неразглашении. Лучше поздно, чем никогда.
Ошарашенная. Амалия взяла папку.
— И что вы сделаете, если я нарушу соглашение? Подадите на меня в суд? У меня ничего нет, кроме юбок-карандашей и небольших сбережений в банке, которые тают с каждым днем.
— Судебное разбирательство в Халидже может длиться всю вашу жизнь.
— Тогда я обращусь к…
— Вы считаете, что у нас равные возможности? Мы здесь, чтобы обсудить наш план. Если я ответил на некоторые ваши вопросы и мы приятно провели время, это не означает, что я ослаблю контроль над ситуацией. Не угрожайте мне снова, Амалия. У меня гораздо больше власти в наших отношениях. Так будет всегда. Порадуйте меня своей игрой в ближайшие месяцы, и ваш брат окажется на свободе, если невиновен.
— Ну вы и интриган, шейх.
— Можете и так меня назвать, если это поможет вам понять ситуацию. — Если бы взгляд мог убивать, шейх уже лежал бы у ее ног бездыханным. — Вы говорили с отцом?
Губы Амалии сжались в тонкую полоску.
— Нет, — выдавила она.
— Считаете, что он должен узнать о помолвке из социальных сетей, а не от дочери?
— Ему плевать на меня.
— Я уверен, что он…
— Не указывайте мне, шейх. Можете бросить меня в тюрьму до конца дней. Я не обязана перед ним отчитываться. А перед вами отчитываюсь только до тех пор, пока Аслам в тюрьме. И я хочу увидеться с ним перед нашим отъездом.
— Это невозможно. Ваша эмоциональная встреча с братом может обернуться чем угодно. Поверьте мне на слово, Амалия, ваш брат не страдает там, где находится. Более того, тюремное заключение может послужить ему хорошим уроком, и он наконец повзрослеет.
— Это не вам решать.
— Именно мне придется решать, если вы плохо сыграете свою роль. — Он потянул ее на себя, пока она, охнув, не упала ему на грудь. — Вам пора научиться называть меня Зейн. Я, конечно, требую от жены уважения, но не хочу, чтобы мир думал, что она меня боится.
Сверкнув глазами от ярости, Амалия прорычала:
— Я ненавижу тебя, Зейн. Звучит?
Рассмеявшись, Зейн отпустил ее. Единственное, что ему следует помнить теперь, — что Амалия все еще джокер и самая безумная ставка в его жизни.
Он ни секунды не сомневался, что она без зазрения совести сольет информацию прессе, если ситуация с братом не разрешится в ее пользу.
Угроза, которую она представляла, была достаточной, чтобы погасить интерес Зейна, подобно прыжку в холодный бассейн. Он должен быть уверен, что она не останется угрозой ни его репутации, ни счастью Миры, ни стабильности в Халидже.
— Думаю, что должна сказать Максу правду.
— А что ему известно в настоящий момент?
— Я написала ему на почту, что вряд ли смогу выйти на работу через месяц, поскольку ситуация складывается не так, как мне бы хотелось.
Каждый раз при упоминании имени ее босса у Зейна все внутри сжималось.
— Ну и?