Книга От хлора и фосгена до «Новичка». История советского химического оружия - Лев Федоров

И уже в марте-апреле 1924 г. Межсовхим обсудил состояние работ по созданию в стране целостной системы подготовки к химической войне [66]. Мыслили тогда широко, и для достижения достаточно прагматичной цели — обеспечения готовности к химической войне — была запланирована очень уж многообразная система действий: создание военно-химического музея, устройство постоянной химической выставки, построение в модельном виде Эджвудского арсенала в советском (будущем) исполнении, организация во всех научных центрах СССР при вузах институтов с военно-химическим уклоном [66].

В качестве примера для подражания Межсовхим избрал Эджвудский военно-химический арсенал США. По состоянию на 1924 г. этот арсенал был расположен в изолированной безлюдной местности на участке размером 13,8 км между рекой и железной дорогой в 20 милях от г. Балтимора. В нем были сосредоточены все основные элементы системы: заводы по производству ОВ (иприта, фосгена, хлорпикрина, хлора), снаряжательные мастерские, оборудование для разлива ОВ по всем видам химических боеприпасов, противогазовое производство, научные подразделения (химическое, медицинское, патологическое), химический полк, военно-химическая школа. Даже Управление военно-химической службы было размещено в те годы подальше от столицы — тоже на Эджвудском химическом арсенале [66].

Применительно к осажденной крепости, которой фактически был в те годы Советский Союз, вариант решения, который обсуждался на заседании Межсовхима, тоже выглядел идеально, только противоположно американскому. «Наш советский Эджвудский арсенал» было намечено создать на военно-химическом полигоне в Кузьминках (тогда это было Подмосковье — 12 км от края столицы) [66, 68]. Он к тому времени существовал уже шесть лет и зафиксировался на двух участках общей площадью примерно 9 км[2]. Энтузиастам грезилось, что в Кузьминках можно построить заводы по выпуску ОВ, другие производства, разместить склады, а также организовать военный институт химической войны…

Военно-химический полигон в Кузьминках (на карте нынешней Москвы). Выделены два участка полигона: слева — жилой (ныне — Парк культуры и отдыха «Кузьминки»), справа — испытательный (ныне — лесопарк «Кузьминки»). Между ними расположена усадьба С.М. Голицына.

Много позже энтузиаст военно-химического дела проф. Е. И. Шпитальский (1879–1931) указал даже, что подобные арсеналы «должны находиться около культурного центра, дабы можно было постоянно наблюдать за работой опытных установок» [66]. И он не был одинок, потому как еще в октябре 1918 г. при решении вопроса о месте размещения военно-химического полигона выдвигался аналогичный аргумент: «Опытный газовый полигон желательно иметь возможно ближе к IX химическому отделу артиллерийского комитета ГАУ, так как организация и само выполнение опытов требуют непосредственного участия и присутствия служащих отдела. При значительном удалении от г. Москвы командировки служащих отдела для производства необходимых опытов будут более продолжительными, а потому будут отвлекать их на более или менее продолжительное время от выполнения текущих дел». Нелишне иметь в виду, что свои текущие дела IX (химический) отдел ГАУ осуществлял тогда прямо на Красной площади Москвы, в Средних торговых рядах, так что неудивителен и выбор всех четырех вариантов размещения полигона — Кузьминки, Угреши, Мытищи, Крюково [145]. Кстати, удалить военных с Красной площади удалось лишь на рубеже XX–XXI веков.

Реальная жизнь в те годы развивалась, однако, по иным сценариям.

Военно-химическую открытость, о которой грезили деятели Межсовхима в 1924 г., пришлось вскоре пересматривать. После принятия в июне 1925 г. Женевского протокола [55] советские наступательные военно-химические планы ушли в подполье [686], и ушли они туда навсегда.

В реальности «нашим советским Эджвудским арсеналом» в период между мировыми войнами оказался не отдельный полигон в подмосковных Кузьминках, а вся столица Советского Союза — Москва. С ближайшими окрестностями. Вряд ли в США такое могло привидеться даже во сне.

Именно Москве досталась сомнительная честь быть носителем созданной инфраструктуры химической войны — химического полигона, центрального склада химоружия, не менее четырех заводов по производству ОВ, двух головных научных институтов химической войны (военного и промышленного), военно-химического управления, медицинских служб и т. д. Схема иллюстрирует это сомнительное достижение советской власти. И понадобились десятилетия, чтобы наиболее опасная для большого города часть этой инфраструктуры стала постепенно перемещаться из столицы в глубь страны. Разумеется, осуществлялось это не по экологическим, а исключительно по стратегическим соображениям.

Москва как центр химической войны.

Вскоре в очередной раз встал вопрос об уточнении статуса Межсовхима. Решен он был 13 июня 1924 г., когда приказом РВС Межсовхим при РВС был преобразован в Химический комитет при РВС (Химком). Химкому было предписано стать высшим научно-техническим органом военно-химического дела не только в Красной армии, но и во всей стране [67]. По существу, произошел возврат к дореволюционной организации военно-химического дела.

Руководителем РВС СССР был тогда Л. Д. Троцкий, поэтому председателем Химкома остался еще академик В. Н. Ипатьев. Впрочем, ненадолго, поскольку курирование работы Химкома со стороны руководства армии уже перешло от Э. М. Склянского к члену РВС И. С. Уншлихту (1879–1938), который годом раньше был переведен в заместители председателя РВС с поста заместителя председателя ГПУ. Добром для старой интеллигенции это курирование не кончилось.

Жизнь меж тем шла своим чередом. И уже через несколько дней, 19 июня 1924 г., на совещании у С. С. Каменева обсуждались практические дела химического вооружения: усовершенствование химических снарядов, создание химических авиабомб и полковых газометов [74]. А 30 августа в Москве было начато промышленное производство иприта (германского ОВ «желтого креста»). Его обеспечил профессор старой русской химической школы Е. И. Шпитальский [370]. Разумеется, советский народ ничего не знал об этом «достижении» — ему было ведомо лишь то, что в августе 1924 г. в Москве впервые открылось регулярное автобусное движение (8 закупленных в Англии одноэтажных автобусов ходили по маршруту Каланчевка — Белорусский вокзал). Автобусная поездка мимо Триумфальной площади, где были сварены первые пуды советского иприта, стоила 10 коп.

Положение о Химкоме, утвержденное в сентябре 1924 г. приказом по РВС СССР (подписал И. С. Уншлихт), расширило его функции и права [67]. Там значились изыскание новых боевых ОВ, изучение их свойств и возможностей военного применения; испытание открытий и изобретений в области военно-химического дела; разработка способов хранения и перевозки ОВ; изготовление опытных партий ОВ; участие в создании образцов химического снаряжения; создание методов промышленного изготовления средств «химической обороны».