Книга Капитаны в законе - Валерий Елманов

– Стоять! – тот было дернулся, но вырваться не удалось. – Стоять, я сказал! – прикрикнул Сангре, предупредив: – А то сейчас будет как ему.

Он слегка надавил на руку задержанного, и Алтырь моментально взвыл от боли.

– Да я чего… – сразу заныл любопытствующий. – Я ж так токмо. Никого и не трогал вовсе.

– Зато все слышал, – жестко отрезал Петр. – Потому и пойдешь у меня видоком. Имя!

– Аноха я, – пролепетал тот, разом сникнув.

– Я запомню. И не вздумай улизнуть – на краю земли достану, – многозначительно пообещал Сангре. – Ну и вы, мальчиши-торгаши, тоже готовьтесь, – предупредил он ближайших купцов, чьи прилавки располагались по обе стороны от места задержания. – Товар пока собирайте и тоже со мной. Думаю, трех свидетелей за глаза хватит.

– Эх ты, в лета вошел, а из дурней не вышел, – не сдавался Алырь. – Останний раз тебе сказываю – отпусти немедля.

– Ага, а я так и разбежался с Дерибасовской! – выдал загадочную фразу Петр.

– Супротив Рубца все одно – никто слова молвить не посмеет. Чай он в десятниках у самого князя ходит и тот иной раз ажно советуется с ним. Вот и рассуди, кому Михайла Ярославич поверит – ближнему своему, али тебе, новику глупому.

– Лишь бы у твоего Рубца отсутствовала депутатская неприкосновенность, как у наших ворюг, – усмехнулся Сангре, – а касаемо ближних – не страшно. Мы у князя тоже не из дальних. Хотя… может и отпущу. Разумеется, если Михаил Ярославин повелит. Но это вряд ли. А ну-ка, веревку мне, да покрепче! – рявкнул он на собравшихся зевак.

Народ колебался, неуверенно переговариваясь между собой.

«Эва, какой лихой, – уловил Петр краем уха с одной стороны одобрительное. – Самого Рубца не испужался».

«Невесть кто, – бубнили с другой. – С таким свяжись, к завтрему на самого вервь накинут и в Тверцу спустят».

Но по счастью нашлись и те, кто готов был рискнуть. Раздвинув толпу, степенно вышел солидный бородач и протянул требуемое.

– Накась, – басовито прогудел он и прищурился, внимательно оценивая стоящего перед ним Сангре. – Ишь, каков, – вынес он наконец одобрительный приговор и предложил: – Подсобить?

– Коль не боишься, – улыбнулся своему добровольному помощнику Петр.

– Будя, отбоялся, – отмахнулся тот и с силой надавил ногой на спину Алырю, перехватив у Сангре одну из рук татя и заламывая ее за спину. – Ежели бы поране на годок-другой – иное, – продолжал он негромко басить. – Тогда в мытниках Романец хаживал, а он безо всякого Рубца обходился, сам все имал. Ну а непокорных, стало быть, к ногтю, яко вшу. Ныне его не стало, так на тебе – Рубец объявился.

– Мафия бессмертна, – подвел итог Сангре. – Ну ничего, чай не при демократах живем, живо хребет бандюкам поломаем. А тебя как звать-величать?

– Нафаней батюшка нарек.

– О как! – восхитился Петр, ибо в памяти моментально всплыл персонаж мультика о приключениях домовенка Кузьки. – Был у меня когда-то такой в знакомых, и… тоже смелый, вроде тебя. Ну что ж, еще пяток таких помощников и мы всех рубцов с торжища повыведем.

– Дай-то бог нашему теляти волка задрати, – бодро пробасил Нафаня.

Сангре вовремя закончил вязать татя – пока затягивал последний узел, прибежал низенький пузан с удивительно тонким и звонким голоском. Судя по болтающейся сбоку сабле, это и был пресловутый десятник Рубец.

– Ты чаво тут порядки свои наводишь?! – злобно пропищал он. – И кто таков есть, что честной народ вязать удумал. Ну-ка, давай развязывай его немедля.

– Тать он, – миролюбиво пояснил Сангре, нетерпеливо поглядывая по сторонам – где же Улан с остальными. – Взят с поличным. Вот, – и, подняв с земли, протянул платок с синей каймой, в который Алырь предусмотрительно завернул срезанный с кушака кошель.

– Не мой енто, – плаксиво протянул вор. – Откель взялся, не ведаю. Видать тута давно лежал, а он, – последовал кивок в сторону Петра, – решил, что мой.

– Слыхал, что тебе честный человек сказывает?! – завопил Рубец.

– Слушай, я таки не пойму, за что идёт наш нервный разговор? – ласково пропел Петр, радостно улыбнувшись при виде спешившего к нему со всех ног Улана. – Говорю ж, татя взял и почти с поличным.

– Остатний раз сказываю, развязывай его, не то… – и десятник с угрожающим видом ухватился за саблю.

Но из ножен извлечь ее десятнику не удалось – руку перехватил подоспевший Буланов.

– Ну, слава богу, – устало улыбнулся Сангре. – Я бы, конечно, и сам с этим Рубцом управился, но его ж тоже связать надо, а это в одиночку затруднительно. К тому ж у этого гаврика, раз он десятник, думаю, и подручные найдутся.

И как в воду глядел. На выходе с торжища их встретило пятеро стражников.

– Хватай их, робяты! – завопил мгновенно ободрившийся Рубец. – А лучше рубай сразу! Аль сами не видите – лихой народец с леса заявился, татьбу решил учинить.

Но тут вперед выступил Улан. Как всегда хладнокровный и невозмутимый, он буквально в нескольких словах описал случившееся и жестко предупредил, что тот, кто сейчас посмеет обнажить против них саблю, будет иметь дело с самим Михаилом Ярославичем. Вовремя упомянутое имя князя сыграло свою роль.

– Так ты не тать? – растерянно переспросил самый молодой.

– Тати кошели срезают, а не десятников вяжут. Да и к князю не ходят, во всяком случае, добровольно, – отрезал Буланов, – а мы как раз к нему идем. Сами. Если веры нет, пошли вместе…

Те нерешительно переглянулись между собой.

– Пошли, пошли, – прикрикнул Сангре.

…Когда Михаил Ярославич вышел во двор, Петр молча протянул ему срезанный у мужика кошель, завернутый в платок. Рассказывать о случившемся, согласно предварительной договоренности, принялся Улан.

Разбор длился недолго, от силы полчаса. И вот уже князь принялся выносить приговор:

– Этих в поруб, – распорядился он, указывая на обоих жуликов. – А тебя, Рубец… – он помедлил и внезапно повернулся к Сангре. – Как мыслишь, Петр Михалыч, какую казнь ему измыслить?

Тому жутко захотелось выдать нечто «одесское», просто язык зудел. Но понимая, что нельзя, ибо именно сейчас на кону стояла дальнейшая судьба будущего ОПОНа, он превозмог неуместное желание и с непривычной для себя рассудительностью сказал:

– Эти, – последовал легкий кивок в сторону уводимых жуликов, – просто тати. Промышляли себе помалу трудом неправедным, людишек честных обворовывая, но твоего имени не марали. С Рубцом иное. Он у тебя на службе состоял, гривны за нее получая, но имя твое в грязи вымазал. А слух о том не по одной Твери пойдет. У тебя торжище богатое, вся Русь съезжается, да и иноземцев хватает. Выходит, он перед всем миром честь твою попрал. И если простые тати поруб заслужили, народу пакостя, то во что твою честь оценить, не мне, но тебе самому решать.