Книга Час эльфов - Жан-Луи Фетжен

А потом пришел тот ужасный день, когда эльф Гаэль убил старого Тройна Длиннобородого и украл Священный Меч, хранителями которого от имени всего народа гномов были потомки Двалина. Одним ударом кинжала эльф погрузил королевство Черной Горы в хаос и бесчестье. В то время как Рогор отправился на поиски убийцы (и всем известно, как погиб Гаэль), Брану пришлось принять на себя регентство, которое, в целом, не должно было длиться слишком долго и давало некоторые преимущества. Но Рогор безвестно пропал – скорее всего, был убит в битве при Красной Горе. И остался лишь он, Бран, столь мало подходящий для исполнения такой миссии, как восстановление чести королевского дома Двалина и возрождение народа гномов…

Ульфин неподвижно застыл позади кресла короля, скрыв лицо под забралом с низкой прорезью и тоже улыбаясь при виде нелепого наряда юного принца. За несколько месяцев до сего дня тот служил им обоим, Утеру и ему, вьючным животным, а теперь сгибается под тяжестью мехов, золота и драгоценностей, которые сверкают у него даже в волосах и в длинной рыжей бороде! Бран носил ее в форме подковы, расправив на животе двумя косами, перевитыми позолоченным шнуром для придания большего эффекта, с той изощренностью, которой людям с их негустой растительностью, едва прикрывающей подбородок (не говоря уже об эльфах с их абсолютно гладкой кожей), было просто не дано понять. Однако, несмотря на золото, меха и драгоценные ткани, Бран сохранил добродушный вид и те же казарменные манеры. Он широко распахнул объятия, и, наплевав на протокол, направился к королю.

– Утер, дружище! – сказал он, сжимая руками его талию. – Какой великий день! Великий день!

Впервые с тех пор, как король поговорил с Фрейром, он улыбнулся, побежденный жизнерадостностью своего друга, но, словно раздосадованный этим, довольно бесцеремонно высвободился из его объятий и знаком показал ему, куда сесть, даже не удостоив взглядом двух гномов из его свиты. Трудно было понять, оскорбило ли это их – настолько они казались безучастными ко всему, кроме золотого меча, поблескивающего на бронзовом столе, демонстрируя, как обычно, выражение скуки и чванства, свойственное сановным гномам. Однако их возраст был весьма необычным. Старшему из двух едва перевалило за сотню, что было совсем немного по сравнению с тремястами с чем-то годами старого Болдуина, древнего короля Красной Горы, и он был слишком молод, чтобы носить знаки отличия Повелителя Камней, как гномы называли своих магов. Судри действительно был новичком, но это был единственный посвященный в тайны магии камней, вышедший из недр Красной Горы. То же можно было сказать и о третьем гноме, Онаре, молодом чернобородом воине со сверкающим взором, которому приходилось прилагать большие усилия, чтобы выглядеть посвирепее.

– Аббат Илльтуд де Бреннок! – объявил герольд.

Трудно было вообразить более впечатляющий контраст: аббат тоже носил бороду, но русую, почти рыжеватую, однако это было единственной общей чертой, которую можно было отметить между ним и гномом, вошедшим в зал Совета перед ним. Одетый в простую серую рясу монаха-францисканца, он выглядел сухим и прямым, как бук, на голове его была выбрита тонзура, а на груди висело распятие – и более ни одного знака отличия, к которым питали такое пристрастие первосвященники и епископы белого духовенства. Илльтуд улыбался мало, говорил мало, не пил и, в отличие от Брана, был военным человеком и не раз обагрил руки кровью, до того как удалился от мира.

Казалось, Илльтуд не обратил внимания на удивление эльфов по поводу его присутствия в этом месте. Он поприветствовал короля и каждого из членов Совета с одинаковым смирением, затем занял свое место, не проронив ни слова. Опустив голову и сцепив руки, он, кажется, тотчас же погрузился в свои мысли.

– Итак, – сказал Утер, – пусть закроют двери, и чтобы никто не входил сюда без моего приказа.

Он замолчал, заметив Мерлина, скромно притулившегося рядом с Лео де Граном, хотя сам Утер не видел, чтобы тот входил в зал: Их взгляды встретились, и мужчина-ребенок улыбнулся, вопросительно подняв брови.

– Совет начинается, – проворчал Утер, садясь в кресло.

Увидев, как входит королева, Фрейр хотел подняться, однако вовремя сообразил, что его обнаженное тело прикрывают только льняные простыни и шерстяное покрывало. Игрейна села, почти рухнула на стул, стоящий у его постели, с выражением такой усталости, что, казалось, она не способна больше сделать ни шагу. Антор закрыл дверь, и она задышала более спокойно, сидя с закрытыми глазами, словно у нее закружилась голова. Ее занемевшее от холода, туго обмотанное повязками тело сейчас взмокло от пота, и даже от незначительного усилия, которое ей потребовалось, чтобы спуститься по лестнице, ведущей в больничные палаты замка, ее тошнило. При рождении Артура она получила многочисленные разрывы, и ей казалось, что днем рана открылась, пачкая ее бедра кровью и пронзая живот острой, дергающей болью. Ее лицо под белой вуалью было бледнее обычного, несмотря на румяна. Когда она, наконец, открыла глаза, то обеспокоенный вид варвара вызвал у нее улыбку.

– Не беспокойтесь, мессир Фрейр, я скоро приду в себя.

Фрейр нахмурил брови, и она рассмеялась уже более искренно, взяв его за руку.

– Как же я счастлива видеть вас живым…

Несмотря на прилипшую к вспотевшим щекам вуаль, круги под глазами и общий утомленный вид, она была так хороша в этот момент, что варвар почувствовал, что краснеет и может лишь пробормотать что-то в знак благодарности, тем более что он плохо изъяснялся на общем языке, более привыкнув к грубому диалекту Границ. Он сел в кровати, обнажив перевязанный живот, а также многочисленные синяки и шрамы, покрывавшие его массивное тело вперемешку с необычными узорами синих татуировок. Игрейна слегка смутилась, но тотчас же взяла себя в руки.

– Вы ведь видели Утера, не так ли?

Фрейр кивнул головой.

– Кажется, он был потрясен тем, что вы ему сказали. Фрейр, что с вами случилось?

– Монстры…

Варвар не мог подобрать слов.

– Монстры перешли Границы… Фрейр их видел. Фрейр с ними дрался. Но они захватили Галаада, моего… моего сына.

Так же как и любая мать в подобной ситуации, Игрейна подумала об Артуре и была тронута бесхитростной скорбью великана. В те времена дети умирали в большом количестве, каждый день, от малейшего похолодания или малейшего происшествия, однако это не умаляло горя их матерей. Она представила Артура, такого крошку, в лапах этих чудовищных существ из Черных Земель, и от этой невыносимой мысли слезы навернулись у нее на глаза.

– Я понимаю, – сказала она.

Фрейр склонил голову и попытался улыбнуться. Глаза королевы блестели от набежавших слез. Это необычное сострадание к такому грубому существу прорвало где-то в глубине ее души преграду, которая, как ей казалось, была достаточно прочна. С комом в горле, она живо повернула голову к узкому больничному окну, но мрачный прямоугольник серого неба не принес никакого облегчения. На другом конце комнаты между кроватями хлопотали две монашенки, стараясь оставаться незамеченными.