Книга День Суркова - Александр Лебедев

Федор Абрамович ушел сразу, а грешник с сухариками подошел к Суркову и протянул обожженную пятерню.

— Сухарик проглотил? — спросил он.

Сурков кивнул в знак согласия.

— Надо было сразу тебя предупредить.

— О чем?

— Утроба — отхожее место души.

— Да? — не поверил Сурков.

— А ты не чувствуешь? Теперь будешь таскать за собой, а для грешника это нелегко.

— И что же мне делать?

Грешник пожал плечами:

— Скажи своему черту, он тебя в медпункт отправит.

— А там? — зачем-то спросил Сурков.

— Там сделают рентген и вырежут.

— Без наркоза? — предположил Сурков.

— Послушай, парень, я вижу, ты здесь недавно. Запомни несколько вещей, которые тебе пригодятся: здесь Ад, и все, что происходит, делается не для твоего удовольствия. Если здесь вырезают совесть, то делается это самым тупым скальпелем, без наркоза, да еще и зеркало поднесут, чтобы ты все видел.

— Мне показалось, что черти к вам неплохо относятся.

— Показалось. Черти здесь, чтобы нас наказывать. Черти — это отборные, обгоревшие грешники. Они не подвергаются наказанию, потому что готовы служить Сатане.

— Зачем же вы с ними играете?

— Мало того, что играем, еще и всегда проигрываем. Черт в Аду — и бог, и царь, и генеральный секретарь, запомни.

— Но ведь чертями не все становятся.

— Не все, — согласился собеседник. — Только самые отборные мерзавцы.

— А остальные?

— Остальные варятся. Некоторым послабления дают, некоторые даже до ангелов дослуживаются. Впрочем, врут, наверное, — он зачмокал губами, очевидно, что-то представляя, но тут же сделал искаженную гримасу на лице. — Думать здесь нельзя, поймешь скоро.

— Как это? — опешил Сурков.

— Пока ты здесь недолго, можешь думать, но постепенно все пройдет.

— Как же не думать? Как же так?

— Ну, не то, чтобы совсем, можешь думать о том, как будешь наказан, об отдыхе и так далее, но вот представить что-нибудь свое уже не сможешь.

— Почему же?

— Потому что здесь все нематериально, все здесь дух. И ты, и черти, и все вот это, — собеседник обвел окружность. — Не совсем, конечно, а впрочем, я и сам не знаю, никто меня не учил.

— А это? — Сурков достал авторучку и показал собеседнику.

— Откуда у тебя это? — грешник вылупил глаза, протягивая вперед ладони.

— С собой пронес.

Собеседник недоверчиво скосился на Суркова.

— И не отобрали? А мысли прочли?

— Прочли, но сами не стали отнимать.

— Это — чтобы ты отдал, — предположил грешник. — Отнять не так больно, а вот, когда сам отдашь — будешь каяться, что смалодушничал. Черту — очко, тебе — наказание.

— Умно, — согласился Сурков. — Только не отдам.

— Отдашь, — пообещал собеседник, — Ад и не таких ломал. Здесь душа грешника как соломинка.

— А если я не грешник?!

— Если не грешник? — усмехнулся собеседник. — Тогда тебе надо в оправдательный комитет. Напишешь заявление, будет повторный суд. Но вот не помню, чтобы кого-то оправдали. В лучшем случае — послабление. Только ты теперь не рассчитывай с твоим сухариком… — собеседник сделал гримасу, похожую на гирю.

— А где он находится, оправдательный комитет?

— Ха! В оправдательный только черти могут, тебя туда не пустят.

— А если я заявление напишу?

— Еще раз тебе повторяю, но последний, заметь. Черти здесь все. Залезешь за черту — будешь в Аду, как по Библии положено. Найдешь подход — получишь преференции.

— А что, если не подчиняться? Не исполнять приказы, на наказания не ходить, сбежать.

— Глупости. Сколько я здесь, ни разу о таком не слышал. Новичков часто на цепь сажают или в карцер, дополнительное наказание дают. Но чтобы кто-то на своем настоял, такого не было.

— А убежать?

— Попробуй. Поймают, переведут на пару сотен уровней вниз, там содержание похуже этого.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Нельзя, — бросил собеседник и пошел по гроту прочь от Суркова.

— Ты куда? — окликнул его Сурков.

— Ясное дело, — бросил тот через плечо, — наказания скоро начнутся.

* * *

Сурков варился в Аду, кипел в нагретом масле, шипел на раскаленной сковородке, сидел в мешке со стекловатой. Для Ада это были обычные будни, и никто не замечал, что это происходит с Сурковым. Никто не говорил:

— Неужели Сурков умер?

Или:

— Ну, надо же, Сурков попал в Ад.

Его пребывание и наказание было таким же обычным делом, как и у миллиардов грешников по соседству.

По ночам, хотя понятие «ночь» было понятием относительным, Сурков расширял грот. Вялый не настаивал на этом, даже когда Сурков явно уклонялся от его распоряжений. Лишь однажды он напомнил, что Сурков будет заниматься этим до тех пор, пока не выполнит задание полностью. Сурков же считал, что ему некуда торопиться и сачковал при любой возможности. Вскоре он стал замечать, как теряет силы. Проклятый сухарик разбухал внутри и, казалось, весил несколько килограммов, кожу покрыли ожоги и язвы, кости ломило, а голова постоянно гудела, словно трансформатор. Сурков стал мечтать об отдыхе, хотя спать он совершенно не хотел. Надо было что-то предпринять, и он усиленно стал соображать. Тут выяснилась неприятная вещь, о которой его уже предупреждал один грешник. Мысли совершенно перестали его слушаться. Любая фантазия, не относящаяся к наказанию, Аду и чертям, не хотела строиться в голове.

«В этом нет ничего удивительного, — думал Сурков. — Ведь я нахожусь в нематериальном мире, и любая нематериальная субстанция здесь является реальной. Например, моя душа здесь вполне реальна, а что есть душа, если не набор единиц и ноликов? Раз информация здесь реальна, значит и мысль должна быть реальной. Нет, глупость какая-то. Если бы все было так просто, я вообще не смог бы ни о чем подумать».

Сурков пытался вспомнить какую-нибудь сцену из своей жизни. Он увидел холодный весенний вечер, когда они с Людмирским пили пиво.

«Странно, прошлое вспоминается довольно легко, — рассуждал Сурков. — Почему же представить будущее так тяжело? Неужели потому, что моего будущего не существует? Брр».

Сурков помахал руками, чтобы отогнать эту мысль.

«Довольно киснуть, хватит соплей и пессимизма, я же обманул время, чем это заведение лучше?»

Он огромным усилием воли представил таблицу умножения, закон Архимеда, правило Буравчика. Уравнение Бернулли Сурков так и не вспомнил, но решил не расстраиваться и перешел к рассуждениям на тему расширения грота.