Книга Пестрые истории - Иштван Рат-Вег

Возможно, говорят другие, что он стал жертвой подозрительности графа Прованского, позднее Людовика XVIII, который желал бы освободиться от опасного для его собственных притязаний мальчика.

Наиболее правдоподобным, однако, кажется то, что и без того слабый здоровьем ребенок после побега и в самом деле умер. И тогда те, кто был причастен к побегу, сочли за благо не ворошить более этого дела и оставить весь свет в убеждении, что Людовик усоп в Тампле.

И все же. Неужели ключ от тайны хранится на дельфтском кладбище под гордой надгробной надписью?

Лже-Петефи, лже-Каройи

После шегешварского сражения[5] самые невероятные вести будоражили страну. Что случилось с Петефи? То ли его угнали в Сибирь как пленного? То ли он жив и где-то скрывается? Ходили слухи, что он был тяжело ранен на поле битвы, но был еще жив, когда подбирали и хоронили убитых. Шегешварский почтмейстер-саксонец будто бы потом хвастался, что он-де сваливал в могилу офицеров-венгров, в которых еще теплилась жизнь. Среди них был и Шандор Петефи. Уже в могиле он, сложив умоляюще руки, просил о пощаде, да больно старательный саксонец будто бы забросал его землей. Весть подхватили и заграничные газеты, французская «Debatte» тоже. Здесь, дома, новость была воспринята как сенсация, ее переживали и обсуждали.

Однако гораздо больше верилось в другую весть: поэт остался жив и скрывается. Этим воспользовались мошенники. Людей легко заставить поверить, во что они сами хотели бы верить. С этой точки зрения особенным был случай с лже-Петефи, о котором позднее выяснилось, что он простой ткач по имени Шарлаи. Уже в 1850 году он обил все пороги в комитате Дьера, рассказывая сказки про то, что он и есть Шандор Петефи. Ему удалось обвести вокруг пальца даже графиню Жиграи Ласлоне. Она предоставила ему убежище, щедро содержала, а когда ему пришла охота уехать, предложила свой экипаж. В пути, однако, беглец сбежал и отправился морочить голову местным реформатским пасторам. Когда кругом пошли слухи, что он все же не настоящий Петефи, он бросил на время свои попытки и залег на дно в своей родной деревне.

Я сказал: на время. Целых семь лет он не подавал о себе вестей, но в 1857 году объявился снова, да еще в Лондоне. И стал забрасывать удочку среди тамошних венгров-эмигрантов. Попалась на нее вдова Бенкене с дочерью Гал Шандорне. Именно в связи с действиями Шарлаи в Лондоне я и назвал его случай особенным. Эти две дамы-энтузиастки пригласили на первое мая ученого попа Яцинта Ронаи, будущего учителя наследника престола Рудольфа. Дамы знали, что он был знаком с Петефи, и хотели доставить им обоим радость встречи. Ронаи об этой встрече пишет следующее:

«Вот появился означенный муж: коренаст, румян, яркий блондин[6], молодой человек лет этак 25, любых занятий, только не поэт, и еще меньше Петефи». К тому же и речь его мужицкая выдавала в нем абсолютно необразованного человека, одно сплошное хвастовство. Ронаи так завершил его образ: «Полагаю, он либо беглый кучер, либо пастух, обокравший барина, либо едва скинувший тяжкие оковы жулик-конокрад».

Как попал этот неотесанный мужлан в Лондон? Позднее и это выяснилось, благодаря тому же Яцинту Ронаи, которому рассказал об этом один обманутый прохвостом венгерский помещик. Ему Шарлаи представился как вернувшийся из австрийской тюрьмы герой национально-освободительной борьбы по имени Эстерхази. Доверчивый венгр принял в свой дом оборванного, голодного человека, приодел его, несколько месяцев скрывал у себя. Непонятным образом превратившийся из простого ткача в дворянина Эстерхази так втерся в доверие к хозяевам дома, что они не выбросили его вон, когда он попросил руки их дочери, барышни. Даже приняли делающее честь предложение, вот только очевидное безденежье просителя пока что составляло препятствие. Безденежье это временное, — уверял предполагаемый зять, — потому что его ждет громадное наследство, оставленное матерью в Англии, только туда надо поехать и тотчас можно получить. Для этого, однако, опять же нужны деньги. Сколько? Мошенник, не моргнув глазом, отвечал: десять тысяч форинтов. Хозяин дома наскреб эту кучу денег, передал их новоявленному «отпрыску» дома Эстерхази, и тот в самом деле выполнил первую часть своего обещания: уехал в Лондон. Там он зажил весело, пока были деньги.

Потом он снова помог себе, играя на чувствах и впечатлениях венгров, сохранившихся с сорок восьмого года. Он представился генералу Мору Перцелю как рядовой-артиллерист его бывшей армии. Генерал среди английских венгров организовал сбор средств для бывшего боевого товарища, так что бедный скиталец смог прикупить даже маленький домик и землицы на эти денежки. Но не смог удержаться, пил, гулял по кабакам, пока в обществе Перцеля доверие не иссякло, и они отвернулись от него.

Интересно, что некоторые из обманутых даже после разоблачения скорее верили обману, чем истине. Лайош Капли, пастор евангелической церкви области Дьор, собственными глазами читал разные разоблачения самозванных Петефи, и все же упорно верил, что у него побывал настоящий Петефи. Через десять лет, когда Альберт Пакх собрал воедино все данные об исчезновении Петефи, в письме к нему, датированном 2 января 1861 года, Капли писал:

«Шандор Петефи был у меня! В 1851 году, в середине июля, как-то в четверг, в три часа пополудни он вошел под мой кров». «Он выдавал себя за Иштвана Петефи» (т. е. за младшего брата поэта), — пишет он далее, но Капли тотчас узнал (!) пришельца, потому что они вместе ходили в школу в Сентлеринце, во время военной службы тоже встречались, потом Капли видел его студентом в Папе. Тут пришелец признался, что он и в самом деле Шандор Петефи. Он остался у пастора до следующего дня, оттуда пошел дальше пешком, так как боялся сесть в коляску — ведь его могут легко узнать. На память оставил свою ореховую палку.

Пакх не стал публиковать это письмо, но написал Капли, чтобы тот хорошенько подумал, а вдруг он обманывается? Но в ответ получил, что об ошибке и речи быть не может. На это Пакх опубликовал оба письма в «Vasárnari Újság» («Воскресной газете»), но с тем примечанием, что все-таки дело сомнительное. «Нет, дело верное», — поддержал один корреспондент из Надьварада, ему-де рассказывал один друг, что он тоже видел Петефи в декабре 1849 года в Диосеге в одной кузнице, он даже окликнул его, но тот не признался.

Куда интереснее этих толков, происходивших когда из самых благих побуждений, когда просто поспешных, было появление того лже-Петефи, который и в самом деле был похож на поэта. 0б этом случае говорится в статье газеты «Hon» («Отечество»), написанной Мором Йокаи[7]. Он прослышал от одного своего знакомого по имени Ференц Бато, что в конце апреля 1850 года одна женщина из Ходмезевашархея разыскала Бато в соседней магочской степи и рассказала, что она дала приют одному беженцу, и этот беженец очень хотел бы поговорить с Бато. Тут бывшая рядом дочурка этой женщины воскликнула: «Ай, это тот дядя, который у нас живет!» — и указала на портрет Петефи, висевший на стене. При этих словах Бато тотчас же отправился в Ходмезевашархей. Вот что он рассказал об этой встрече: «Никогда еще между двумя людьми большего сходства не было. То же лицо, прическа, глаза. Та же своеобразная торопливость, жесты, походка и даже самый голос — все то же».