Книга Процессы о колдовстве в Европе и Российской империи - Яков Канторович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пробой виновности служило также то, что заподозренную заставляли произносить «Отче наш», и, если она в каком-либо месте запиналась и не могла дальше продолжать, она признавалась ведьмой.
Самым обыкновенным испытанием, которому подвергали всех заподозренных прежде, чем их пытать, а иногда и в тех случаях, когда они выдерживали пытку, не сознавшись, — было так называемое «испытание иглой», для отыскивания на теле «чертовой печати».
Существовало убеждение, что дьявол при заключении договора налагает печать на какое-либо место на теле ведьмы и что это место делается вследствие этого нечувствительным, так что ведьма не чувствует никакой боли от укола в этом месте и укол даже не вызывает крови. Палач искал поэтому на всем теле подозреваемой такое нечувствительное место и для этого колол иглой в разных частях тела, в особенности в таких местах, которые чем-нибудь обращали на себя его внимание (например, шрамы, родимые пятна, веснушки и проч.), и делал бесчисленные уколы, чтобы убедиться, течет ли кровь. При этом случалось, что палач, заинтересованный в уличении ведьмы (так как обыкновенно получал вознаграждение за каждую изобличенную ведьму), колол нарочно не острием, а тупым концом иголки и объявлял, что нашел «чертову печать». Или он делал только вид, что втыкает иголку в тело, а на самом деле только касался ею тела и утверждал, что место не чувствительно и из него не течет кровь.
Нередко такое лишенное чувствительности место действительно находилось на теле подозреваемых. Судьи лично много раз убеждались в этом, и этот удивительный для людей того времени факт служил самым явным доказательством сношений с дьяволом и существования ведьм. Этим объясняется, почему судьи с таким рвением отыскивали «чертову печать» и с таким интересом прежде всего обращались каждый раз к этому испытанию. Нахождение этого знака служило в глазах судей бессомненным доказательством виновности подсудимой и совершенно достаточным основанием к осуждению.
Мы упомянули уже выше, что в процессах о колдовстве не церемонились с применением пытки. Исключительность этого преступления дозволяла переходить обыкновенные границы судопроизводства, и на усмотрение суда вполне предоставлялось, когда и в какой фазе следствия приступить к пыткам. Поэтому часто вслед за доносом следовала пытка. Во многих местностях подозреваемые женщины были пытаемы тотчас по задержании.
Пытки были самые разнообразные. Они были рассчитаны на различные степени физической боли — от тупой ноющей боли до самых утонченных нестерпимых мук — и приспособлены к различной чувствительности отдельных членов и частей человеческого тела. Приходится поражаться и удивляться изобретательности святых отцов, с которой были придуманы эти страшные орудия пытки и с которыми они умели разнообразить причиняемые ими муки.
Орудия пытки были многочисленны, и употребление их производилось с известной постепенностью — по интенсивности боли, причиняемой каждым из них в отдельности или при сочетании и комбинировании нескольких из них вместе, образуя таким образом целую систему пыток — категории, разряды, степени. Это была настоящая адская гамма мучительных терзаний. Ведьма переходила от одной степени мучений к другой, от одного разряда пыток к другому, пока не исторгалось от нее признание.
По рассказам Шпее, совершенно здоровые и очень мужественные люди уверяли его после пытки, что невозможно вообразить себе более сильной, более нестерпимой боли, чем та, которую они испытали, что они тотчас же признались бы в самых страшных преступлениях, о которых они не имеют понятия, если бы им снова угрожали пыткой, и что они согласились бы охотнее десять раз умереть, если бы это было возможно, чем дать себя еще раз пытать.
Прежде всего старались добиться от подсудимых добровольных признаний. Но какими средствами! Им угрожали пыткой и тотчас же предупреждали, «чтобы они объявили истину, дабы судья не был вынужден добиться правды другими средствами». Пред обвиняемым являлся палач, приготовлял их к пытке, показывал им орудия, объяснял их употребление, приспособляя даже некоторые к телу подсудимых. Если они после этой угрозы давали показания, то это были «добровольные» показания.
Но если обвиняемый не признавался тотчас во всем, чего от него требовали, то палач приступал к приготовительной процедуре пытки. «Какая женщина, — пишет один очевидец, — при виде этих орудий не испугается настолько, чтобы признаться во всех преступлениях?»
В особенности для женщин эти предварительные приготовления были так ужасны, что всякая честная женщина подтвердила бы своим показанием все, что угодно, и перенесла бы даже смерть, только бы их избегнуть. Употребление этих процедур засвидетельствовано многими архивными документами. «Перед пыткой палач отводит подсудимую в сторону, раздевает ее догола и осматривает внимательно все ее тело, чтобы убедиться, не сделала она себя волшебными средствами нечувствительной к действию орудий пытки или не спрятан ли у нее где-нибудь колдовской амулет или иное волшебное средство. Чтобы ничто не осталось скрытым от глаз палача, он срезывает и сжигает факелом или соломой волосы на всем теле, даже и на таких местах, которые не могут быть произнесены перед целомудренными ушами, и рассматривает все тщательно».
При этой процедуре подсудимая, нагая и привязанная к скамье, была совершенно отдаваема во власть палача и его помощников.
После этого переходили к самой пытке.
При самом начале пытки на сцену являлся жом: большой палец ущемлялся между винтами; завинчивая их, получали такое сильное давление, что из пальца текла кровь. Если это не приводило пытаемую к сознанию, то брали затем «ножной винт» или «испанский сапог». Нога кладется между двумя пилами и сжимается в этих ужасных клещах до такой степени сильно, что кость распиливается и выходит мозг. Для увеличения боли палач ударял время от времени молотком по винту.
Вместо обыкновенного ножного винта часто употреблялись зубчатые винты, «так как, — по уверению очевидца, — боль достигает при этом сильнейшей степени; мускулы и кости ноги сдавлены до того, что из них течет кровь, и, по мнению многих, самый сильный человек не может выдержать этой пытки».
Следующую степень пытки составлял так называемый «подъем», или «вытягивание». Руки пытаемого связывались на спине и прикреплялись к веревке. Тело или оставалось свободно висеть в воздухе, или клалось на лестнице, в одной из ступеней которой торчали острые деревянные шипы; на них лежала спина пытаемого. С помощью веревки (переброшенной через блок, который прикрепляли к потолку) тело поднималось вверх и таким образом вытягивалось до такой степени, что нередко происходил вывих вывороченных рук, находившихся при этом над головой. Тело несколько раз внезапно опускали вниз и затем каждый раз медленно поднимали вверх, причиняя нестерпимые муки.
Если и после этого не последовало сознание, то к ноге или только к большому пальцу ноги привешивали всякие тяжести. В этом состоянии пытаемую оставляли до полного разрывания всех связок, что причиняло невыносимое страдание, и при этом время от времени палач производил экзекуцию розгами. Если и тогда пытаемая не сознавалась, палач приподнимал ее до потолка, а потом вдруг выпускал тело, которое с силою, вследствие тяжестей на ногах, опускалось, и бывало, что после такой операции отрывались руки, за которые оно было привешено. Эта пытка также называется дыбой. Если и дыба не исторгала сознание, то переходили к «деревянной кобыле». Это была деревянная перекладина, треугольная, с остроконечным углом, на который сажали верхом пытаемую и на ноги подвешивали тяжести; острый конец медленно врезывался в тело по мере того, как от тяжестей на ногах оно опускалось, а тяжести постепенно увеличивались после всякого отказа сделать признание. Еще была пытка «ожерелье» — кольцо с острыми гвоздями внутри, которое надевали на шею; острия гвоздей еле-еле касались шеи, но при этом ноги поджаривались на жаровне с горящими угольями, и жертва, судорожно от боли двигаясь, телом сама натыкалась на гвозди «ожерелья».