Книга Людовик Святой и его королевство - Альбер Гарро

Когда граф Булонский принялся укреплять свои крепости, особенно Кале, королева поняла, что он вынашивает опасные планы. Но она не могла остановить Филиппа Строптивого, так как его поддерживали все сеньоры, за исключением графов Фландрского и Шампанского.

Не осмеливаясь напасть прямо на регентшу, бароны набросились на графа Шампанского, у которого были враги среди собственных вассалов, упрекавших его в том, что горожан он предпочитал сеньорам. Тибо снова обвинили в предательстве и отравлении Людовика VIII. Граф Булонский объявил ему войну, и бароны захватили его земли. Пьер Моклерк, граф Бретонский, убедил английского короля вмешаться в конфликт на стороне восставших, подав ему надежду на возвращение Нормандии; и едва получив первую помощь от Ричарда, брата короля Генриха, банды графа Бретонского ринулись грабить Францию.

Бланка потребовала от городских коммун принести клятву верности королю. Затем она потребовала от баронов, развязавших войну против графа Шампанского, заключить с ним перемирие и явиться к королю для исполнения военной службы, на каковую он. как их государь, имел право. Ни один из сеньоров не посмел отказаться, но каждый привел с собой лишь по два рыцаря вместо крупных отрядов, на которые рассчитывала регентша. Один лишь граф Шампанский собрал три сотни хорошо вооруженных воинов, которые подоспели как раз в тот момент, когда король в них больше всего нуждался. Туда же явился и граф Булонский. Впрочем, под знамена короля все равно собрались многочисленные отряды, присланные коммунами, городами и знатью.

С этим войском король и регентша направились прямо к Беллему, оставленному по Вандомскому договору графу Бретонскому. Осада началась в марте 1229 г.; стояли сильные холода. Королева велела объявить, что заплатит всем, кто доставит дрова в войско; таким образом, удалось разжечь огромные костры в лагере, возле лошадей, чтобы их уберечь. Подобная предусмотрительность пришлась по нраву сеньорам. Осаждавшие пошли на приступ; во время второго штурма, развернувшегося около полудня, под стенами сделали подкоп; но осажденные упорно сопротивлялись. Наконец установили машины, забросали крепость камнями, подкопали донжон – тяжелая башня покосилась и рухнула. Видя, что подкрепления, обещанные англичанами и бретонцами, так и не появились, горожане сдались. Так король в считанные дни взял крепость, считавшуюся неприступной.

Ричард Английский, который рассчитывал, что все французские сеньоры будут сражаться под его знаменами, разочаровавшись, вернулся в Англию. Один Пьер Моклерк был настроен продолжать борьбу. Король послал Гийома Овернского, епископа Парижского, к сеньорам Бретани, после чего те отказались поддерживать своего графа, союзника англичан. Говорят, Людовик Святой не пожалел денег, чтобы добиться успешного завершения посольской миссии, и щедро раздавал сокровища, накопленные его отцом и дедом для подкупа сеньоров и найма воинов.

Во главе спешно собранного большого войска, куда прибыли епископы Санский, Шартрский, Вандомский, коннетабль Монморанси и Иоанн де Бриенн, король Иерусалимский, Людовик Святой некоторое время оставался в Анжере, чтобы помешать английскому королю вторгнуться в Пуату. Когда опасность миновала, он возвратился в Париж в декабре 1230 г.

Не надеясь на помощь от Генриха III, королю подчинился граф Тулузский. Он прибыл в Мо и заключил с королем и легатом мирный договор при посредничестве графа Шампанского. По условиям Парижского договора, подписанного 12 апреля 1229 г., единственную дочь графа, родившуюся в 1220 г., отдавали замуж за брата французского короля; ее передали в Каркассоне королевским посланникам. Кроме того, договор предусматривал, что ежели у графа родятся еще дочь или сын, то они не будут иметь права наследовать своему отцу; а если же брат короля и его жена, дочь графа, умрут, не оставив потомства, то Тулуза отойдет короне. Таким образом, граф становился простым пользователем своих доменов, из коих он обязывался ничего не отчуждать. Стены Тулузы и тридцати других укрепленных городов надлежало срыть. Граф обязался преследовать еретиков и сеньоров, не подчинившихся Церкви, и через два года после отпущения грехов совершить крестовый поход в Палестину сроком на пять лет. Эти меры окончательно упрочили триумф церкви и Капетингской монархии в Лангедоке.

* * *

Так в течение менее чем четырех лет промелькнули, сменяя друг друга, самые свежие, привлекательные и яркие образы, достойные кисти Фуке или братьев Лимбург; кто сейчас рискнул бы изобразить их? Ребенок скачет по дороге в Берри или Бурбоннэ, встречает канцлера Герена и в растерянности поворачивает назад; ночь накануне сражения юный король проводит в Суассоне, коронуется в Реймсе, где графини Фландрская и Шампанская оспаривают друг у друга честь нести его меч; все горожане Шартра и Монлери, рукоплеща, сопровождают его по дороге на встречу с горожанами Парижа, защищая от баронов, – и это в разгар зимы, в отблесках костров, заставляющих сверкать доспехи, кольчуги и иней на ветках. Молодой король руководит осадой крепости Беллем, дарует свое прощение восставшим сеньорам. Эта история гораздо привлекательней, чем легенда. Можно понять, что наши предки – люди простые и отважные – были очарованы своим королем.

Историки, которые позднее станут более сдержанными, тогда еще расточали дифирамбы Людовику; лицом юный король был красив, преисполнен величия и милости, любезен и скромен; уже один его облик, утверждал Жоффруа де Болье, внушал спокойствие и мир людям непоседливым и вспыльчивым. Он был белокурым, как его бабка Изабелла д'Эно; как и у нее, у короля была круглая, довольно большая голова, широкое лицо с выдающимися скулами; он соответствовал канонам мужской красоты, одинаковым как для Средневековья, так и для нынешнего времени – был человеком крупным и сильным, гармоничного телосложения, но не грузным. Современники считали, что он был очень умен – но мыслил скорее основательно, нежели блестяще, – обходителен в обществе, нрав имел веселый, был снисходительным и добрым и таким же отважным, как и лучшие представители его рода.

Мариус Сепе отмечает, что женщины, так же одаренные политическим талантом, как и Бланка Кастильcкая, зачастую пренебрегают своими семейными обязанностями. Однако все современники отмечали бесконечную заботу Бланки о воспитании своих детей. Говорят, она воспитала их в такой нравственной чистоте, что впоследствии их не могла коснуться никакая клевета. Они блестяще сыграли свою роль принцев королевского дома В свое окружение королева ввела, дабы познакомить своих сыновей с религиозными догмами, монахов – доминиканцев и францисканцев – несомненно, из числа тех, кто посещал двор Людовика VIII. Она учила детей осенять себя крестом, прежде чем заговорить, взывать к Господу и просить о милости Святого Духа; присутствовала с ними на публичных занятиях, повелев проводить их по воскресеньям и праздникам.

«В возрасте приблизительно четырнадцати лет, – рассказывает Гийом де Сен-Патю, – король, пребывая под опекой благородной дамы, королевы Бланки, его матери, повиновался ей во всем. Она велела его тщательно охранять и оберегала сама. Она заставляла его шествовать чинно и в благородном окружении, как и подобает великому королю. Порой король, чтобы развлечься, отправлялся в лес или на реку либо занимался другими делами, но всегда приличными и надлежащими. Однако в то время он не всегда ладил со своим учителем, наставлявшим и обучавшим его, и, по словам самого короля, сей учитель иногда его поколачивал за дисциплину. И набожный король тогда же всегда слушал мессу и вечерню и сам произносил их с кем-нибудь другим. Он сторонился всех непристойных игр и оберегал себя от безобразных и бесчестных вещей. Он никого не оскорбил словом или поступком и к каждому всегда обращался на "вы"».