Книга Против либерализма к четвертой политической теории - Ален де Бенуа

В XVII и XVIII в. буржуа изобрел идею о том, что он по­ явился на земле, чтобы быть «счастливым». Это была наиболее естественная идея23. развитие индустрии и техни­ки породило иллюзию о том, что счастье находится на рас­ стоянии протянутой руки. Достаточно только уничтожить все препятствия, унаследованные от прошлого. Человечество безальтернативно движется вперед. Что же до счастья, то оно стало восприниматься как материальное благосостояние (достаток и комфорт), зависящее от внешних обстоятельств, достигаемых трудом. Также можно стать счастливым, когда общество станет «лучше». Идеология счастья, таким обра­зом, сопрягалась с прогрессом, который давал ей свое по­ ручительство.

Прогресс — это прежде всего продолжающееся эконо­мическое развитие. развитие более уже ни созревание до состояния полноты, ни достижение какой­либо нормы или цели. Отныне это неопределенное прибавление определен­ных количеств. развиваться — значит «достигать состояния, которое нельзя определить ничем иным, как способностью переходить к новым состояниям» (Корнелиус Касториадис). Другими словами, буржуазия привнесла понятие «беско­нечность»: сегодня является лучшим, чем вчера, но худшим по отношению к завтра. В то же время, помещая бесконеч­ное в мир, буржуазия, независимо от своего отношения к религии, приводила к духовной зашоренности. Об этом очень хорошо сказал николай Бердяев: «Буржуа, в метафи­зическом смысле этого слова, это человек, который верит только в вещи, которые можно увидеть и потрогать, чело­век, стремящийся к стабильности и уверенности. Он не от­ дает себе отчета в тщетности и ничтожности благ этого мира. Он принимает во внимание только экономическую мощь. Буржуа живет в конечном, он отвергает путь в беско­нечное. Бесконечным он считает только экономическое раз­ витие. Он признает бесконечность увеличения благосостоя­ния, он не видит границ для перекраивания жизни, но тем самым конечное все больше его порабощает». Бердяев за­ключает: «Именно буржуа создал царство вещей, но именно вещи его порабощают и им управляют»24. В мире, превра­щенном в объект, человек тоже становится вещью.

Долгое время у буржуазии был союз с монархией. Од­нако затем внутри этого союза возникли трения. Очень рано буржуазный класс перестал удовлетворяться простой благосклонностью Государства. Он стал искать возможно­сти взять его под контроль, что выразилось в восстании Этьена Марселя (1358), а также в других восстаниях в прав­ление Людовика XI, Франциска I, Людовика XIV. Однако в эти эпохи у буржуазии еще не хватало сил для контроля над Государством. Только в XVIII в. буржуазия достаточно окрепла, чтобы захватить власть. В отношениях буржуа­зии с Государством можно выделить три этапа. на первом этапе буржуазия видит в покровительствующей ей поли­тической власти только инструмент для создания рынка. на втором этапе благодаря достигнутым ранее позициям она создает оптимальный для нее тип экономического гос­подства. наконец, на последнем этапе она стремится к господству политическому. Начиная с 1750 г. богатая, мо­гущественная, проникнутая идеями Просвещения буржуа­зия уже не нуждалась в короле, ставшем препятствием для ее целей. Монархия, со своей стороны, выродилась в абсо­лютизм. Буржуазия взяла власть в Англии в 1688 г.25, в 1789 г. это повторилось во Франции.

В своем неутолимом стремлении к полной свободе дей­ствий буржуазия прониклась убеждением, что поиск мак­симально возможной прибыли является наиболее легитим­ным чаянием. Она стремится разрушить все, что кажется ей ограничением экономической активности: политику, традиции, сословия, общины. Вхождение в Модерн разрушило все противовесы, которые способствовали, по выражению Шарля Пеги, тому, что слава не была только временным и преходящим явлением: «С приходом современной эпохи потерпели крах некогда могущественные силы. Однако это падение отнюдь не способствовало расцвету могущества духа, предоставляя ему свободное поле. напротив, подав­ ление этих сил способствовало только силе и могуществу денег. Оно освободило место для их ничем не ограничен­ного господства».

Известно, что все лидеры революции были буржуа. Од­нако они совершали революцию не от своего имени, но во имя «прав человека». То есть буржуазия скрывала свои ис­тинные интересы под флером «универсального». Она ис­кренне полагала, что ее собственные, присущие только ей качества являются общечеловеческими ценностями, теми самыми, что могут наделить достоинством абстрактного индивида. Отсюда исходит убеждение в том, что собствен­ность является «естественным правом», что человек — это собственник самого себя и что его главной целью является поиск наибольшей возможной выгоды. Общественный ин­терес является не более чем равнодействующей частных це­лей, достигнутых наилучшими средствами. После такого определения права победу одерживает идея о том, что глав­ ной целью жизни является поиск блага для каждого отдель­ но взятого индивида. результат этого процесса констатиро­вал Мунье: «Сводя человека к абстрактной индивидуально­сти, не имеющей ни призвания, ни сопротивляемости, ни ответственности, буржуазный индивидуализм отдал его под власть царства денег, т. е. создал анонимное общество, управляемое безличными силами»26.

Освободившись от монархии, буржуазия точно так же захотела освободиться и от народа, чтобы обрести абсо­лютную власть. Чтобы это осуществить, она изобрела по­литическое понятие «нации», абстрактного единства, позво­ляющего отнять у народа суверенитет, который ему был торжественно обещан. Теоретически народ является «суве­реном». Фактически же суверенитет принадлежит нации, представляющей народ в его юридическом конституцион­ном аспекте. В то же время только парламент может высту­пать и принимать законы от имени нации, а избирательное право предоставлено лишь «активным», т. е. состоятель­ным избирателям. Таким образом, в реальности все решали представители буржуазии, чему способствовал избиратель­ный ценз27.

Буржуазии понадобилось еще несколько десятилетий, чтобы закрепить за собой власть. Однако она быстро пре­ одолела все этапы. В эпоху реставрации и Июльской мо­нархии ее представители заняли посты, зарезервирован­ные до той поры за аристократией (в дипломатии, системе внутренних дел, местном самоуправлении). людовик XVIII принял конституцию, копированную с английской модели. Буржуазное процветание с помощью колониальной экспан­ сии выросло при Карле X и Луи Филиппе. Гизо в своем эссе «Современное состояние правительства и оппозиции во Франции» (1821) провозглашает, что будущее принадлежит «лавочникам», советует буржуазии обогащаться и без стес­нения заявляет, что «народами хорошо управлять, когда они голодны». Выступая 3 мая 1837 г. в Палате депутатов, он говорит о том, что его программа заключается в «преобла­дании средних классов во Франции». После революции 1848 г. и в эпоху Второй империи начинается эпоха беспре­цедентной экспансии либерального капитализма, ознаме­ нованная также небывалым ростом промышленного проле­тариата. Образование Третьей республики в 1875 г. знаме­нует собой полную победу финансовой буржуазии. 1900 год стал годом Всемирной выставки, Колеса обозрения, «Муленруж» и президента Лубэ. «Прекрасная эпоха» стала эпохой триумфа буржуазии, слегка затеняемого рабочим движе­нием и недовольством горстки правых экстремистов.

Похожая эволюция наблюдалась и в Англии, где трения между промышленной буржуазией и поместной аристокра­тией выразились в Poor Law Amendment Аct 1834 г., отменив­шем постоянное место жительства и право на минимальный доход: промышленность нуждалась в легкоперемещаемых и бесправных рабочих. Выступая в 1796 г. в Палате общин, Уильям Питт утверждал: «Закон о постоянном месте жи­тельства мешает труженикам свободно продавать свою ра­бочую силу на рынке по наилучшей цене». Отрыв от корней был необходим исходя из экономических требований. Ре­зультатом стало образование мобильного и оторванного от своих традиционных связей пролетариата, продающего свою рабочую силу по дешевой цене, чтобы не умереть с голоду. В то время как во Франции запрещались рабочие союзы, в Англии чартистов, выступавших за отмену избирательного ценза, бросали в тюрьму.