Книга Алхимики. Бессмертные - Кай Майер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джиллиан был один. Он нередко поднимался сюда. С вершины местность казалась еще печальнее, еще пустыннее. Однако внизу, в долине, где стоял монастырь, среди гигантских гор, застивших солнце, он чувствовал себя словно в темнице, выстроенной миллионы лет назад. А тут, на вершине горы Моисея, воздух не пах мужским потом и ладаном, да и сам монастырь с его жесткими правилами и обрядами был далеко. Здесь Джиллиан мог дышать полной грудью, не думая о том, что за ним наблюдают. Здесь он не ловил на себе недоверчивые взгляды: мол, не разберешь, то ли мужчина, то ли женщина. Едва ли со времен основания монастыря императором Юстинианом в VI веке местные хоть раз встречали такого, как он. Гермафродита, человека, в котором сочетаются мужское и женское начало. Джиллиан одевался как мужчина, но в конце концов монахи узнали правду. Он утягивал грудь бинтами, чтобы она казалась плоской. По лицу же трудно было догадаться, мужчина перед тобой или женщина: черты расплывались, словно в дымке. В присутствии Джиллиана мужчины часто чувствовали себя неловко, он сбивал их с толку, заставляя усомниться в своих предпочтениях. Женщин, наоборот, тянуло к Джиллиану, они открыто демонстрировали это, так что ему часто становилось неловко. За всю жизнь он любил только Ауру. Но в ответной любви к нему та зашла слишком далеко.
Джиллиан обязан ей тем, что в возрасте тридцати семи лет перестал стареть. Ей и цветку Гильгамеша. Теперь он такой же, как Аура.
В долине раздался звон колокола.
Джиллиан удивился своему спокойствию. Ведь это условный сигнал, поданный братом Джакомо. Сигнал, означавший, что Ласкари при смерти.
Джиллиан бросился вниз, к монастырю. Чтобы подняться, потребовалось три часа; обратный путь займет почти столько же.
Пробежав семьсот ступеней и пологий каменный склон, Джиллиан очутился на широком плато, окруженном скалами. Монахи называли это место амфитеатром семидесяти мудрецов израильских – по преданию, спутники Моисея остались тут, а он пошел дальше, на вершину, где и встретился с Богом.
Умывшись в источнике, Джиллиан поспешил дальше – мимо скита отшельника, через тенистую оливковую рощу, вдоль кипарисов, и наконец достиг верхней из трех тысяч ступеней, ведущих к монастырю Святой Екатерины.
Древние гранитные плиты давно потрескались и стерлись. Джиллиан с трудом удерживал равновесие, изо всех сил старался спускаться осторожнее. Братья ордена с ужасом ожидали этого дня уже несколько месяцев, но вместе с тем были рады, что страдания Ласкари наконец прекратятся. В последние две недели Джиллиан почти не покидал келью умирающего магистра. Но этим утром Джакомо и Каризма уговорили его отдохнуть хотя бы день. Вместо того чтобы удалиться в свою келью и поспать, Джиллиан отправился на Джебель-Мусу. После стольких дней и ночей, проведенных у постели умирающего, полных боли и страданий, Джиллиану необходимо было излить душу солнцу и ветру.
Преодолев треть пути, Джиллиан очутился у каменной арки – такой узкой, что пройти можно только в одиночку. Здесь, между гранитных стен, когда-то ждал паломников святой Стефан Первомученик, чтобы отпустить им грехи.
Дыхание Джиллиана участилось, когда он наконец обогнул последний выступ скалы и увидел перед собой монастырь Святой Екатерины. Древние квадратные постройки с плоскими крышами того же бурого цвета, что и скалы вокруг. Чуть дальше раскинулся монастырский сад, где росли кипарисы и фруктовые деревья.
Семнадцать монахов жили в монастыре Святой Екатерины, подчиняясь строгим правилам. На их гостей, членов Нового ордена, восьмерых мужчин и женщину, эти правила также распространялись. Джиллиан воспротивился им с самого начала. Он не возражал против подъема в полтретьего ночи и скудной трапезы раз в день. Но вот ежедневно проводить по нескольку часов за молитвой и участвовать в богослужениях отказался, хотя и понял довольно быстро, что здесь больше не на что тратить время. Вместо этого Джиллиан помогал перебирать зерно, которое бедуины поставляли в монастырь, и вот уже несколько месяцев дни напролет проводил в монастырской библиотеке. Однако свое истинное предназначение он видел в уходе за Ласкари.
Джиллиан вбежал в ворота монастыря, пересек узкий проулок между строениями и очутился у двери гостевого дома, где его с нетерпением ждала Каризма. В изнеможении он оперся о дверной косяк.
– Я не опоздал?
– Нет. С ним Джакомо и несколько монахов. Но Ласкари хочет говорить только с тобой.
Джиллиан кивнул. Этого он и опасался, ведь Ласкари уже намекал, кого хочет сделать новым магистром ордена.
Джиллиан направился в дом, но Каризма остановила его, взяв за руку, и протянула бутылку с водой.
– Вот, выпей. Нехорошо будет, если ты придешь к Ласкари, умирая от жажды.
Глаза ее сверкали, как вода на солнце. Словно она долгое время берегла этот блеск в глазах для одного Джиллиана.
Улыбнувшись, Джиллиан выпил разом полбутылки и допил остальное, пока они поднимались по узкой лестнице. Приближаясь к келье Ласкари, он почувствовал дух старости. К горлу подступила тошнота. Этим Джиллиан тоже обязан Ауре и ее проклятому цветку.
Келья Ласкари по размерам была такая же, как кельи остальных членов ордена, нашедших приют в монастыре Святой Екатерины. Со временем Джиллиан перестал различать, где он проснулся, – у себя или у магистра. За прошедшие месяцы он приобрел способность спать сидя, на расстоянии вытянутой руки от постели умирающего.
Войдя в келью, Джиллиан встретился взглядом со своим ближайшим другом, братом Джакомо. Тот стоял у постели магистра вместе с другими братьями – Ионой и Гиоргиосом. Здесь же находился и отец Евгений, настоятель монастыря, грек, как и большинство местных монахов. Остальные братья ордена толпились у входа в келью.
Джиллиана мутило, но он старался этого не показывать. Проводя долгие месяцы у постели Ласкари, он все время пытался избавиться от отвращения к старости, которое приобрел вместе с бессмертием. В результате Джиллиан просто привык к тошноте, спазмам в желудке и рвотным позывам, но так до конца и не излечился.
– Джиллиан, – прошептал обессиленный Ласкари, едва приоткрыв рот.
Лицо его оставалось неподвижным. Большая часть серебристых волос сбрита, особенно тщательно – вокруг шишки размером с кулак над левым ухом. Чудо, что Ласкари вообще может говорить. Ведь почти круглые сутки он лишь кричал от боли.
– Джиллиан. Подойди.
Вот уже много дней Ласкари не мог произносить слова так четко.
Джакомо и остальные отошли в сторону. Никто не увидел неуважения в том, что Джиллиан присел на край кровати и взял Ласкари за руку. Все знали, сколько любви и заботы он подарил магистру в последние месяцы.
Костлявыми, похожими на птичьи когти пальцами Ласкари сжал руку Джиллиана. Лицо старика казалось совершенно мертвым – двигались только глаза.
– Я… рад, что ты здесь.
Каждое слово походило на стон.
– Я же говорил, что всегда буду рядом.