Книга "Красная капелла". Советская разведка против Абвера и Гестапо - Владимир Пещерский

В то же время, оставаясь в тени, Леман вел незаметную, но очень полезную для советских друзей работу, мешавшую собрать хоть какие-нибудь компрометирующие представительство СССР сведения, оперируя которыми можно было бы заявить о «вмешательстве Советского Союза во внутри германские дела и поддержке им коммунистических заговорщиков».

В 1933 году, на следующий день после назначения Гитлера рейхсканцлером Германии, Геринг, получивший полномочия комиссара по внутренним делам Пруссии, лично возглавил полицию этой земли и провел в ней радикальную чистку. Чуть ли не в считанные часы кадровый состав ее обновился, по некоторым данным, на две трети. Геринг сделал это по представлению Дильса, заранее наметившего кандидатуры полицейских, подлежавших немедленному увольнению, а также всех, кто не устраивал нацистов или казался подозрительным. Многие из них вскоре погибли или попали в концлагерь. На их место пришли штурмовики и эсэсовцы. Так создавалась кадровая основа будущей тайной государственной полиции.

Леман удержался на службе, не попал под молот нацистских репрессий по нескольким причинам. Во-первых, он, как уже говорилось, достаточно умело скрывал связь с советской разведкой и, конечно, не был замечен в сочувствии к «красным». Во-вторых, являлся опытным, знающим все тонкости контрразведывательного дела специалистом. То, что он отвечал за раз-работку советских дипломатов и работников торгпредства, послужило ему своего рода визитной карточкой, внушившей нацистам особое доверие. Да и в советской резидентуре позаботились о том, чтобы не поставить под удар Брайтенбаха, полагая, что на данном этапе для него важнее всего закрепиться, упрочить свое положение в новой полицейской структуре Германии — той, которой предстояло стать осевым стержнем репрессивного механизма фашистского государства.

Сначала в гестапо Пруссии, а затем, после объединения земельных полицейских органов, в центральной службе гестапо Леману суждено было проработать более двадцати лет. Он по-прежнему занимал ответственные должности, поднимался по служебной лестнице, отвечая в дальнейшем за контрразведывательное обеспечение объектов военной промышленности Германии. В 1939 году его назначают начальником одного из важнейших подразделений только что созданного РСХА. В 1941 году Леману поручили руководство обеспечением безопасности сооружаемых военных объектов, в том числе на Востоке.

Все это время он сотрудничал с советской разведкой, хотя после 1937 года о нем порой «забывали», так как работавших с Брайтенбахом разведчиков, знавших о нем руководителей внешней разведки репрессии затронули, вероятно, даже в большей степени, чем другие чекистские кадры. Нельзя исключить и того, что не в меру ретивые и недалекие исполнители, держа нос по ветру, поспешили отнести его к числу гестаповских «провокаторов», а измученные пытками разведчики могли вынужденно подписаться под этой преступной ложью.

Брайтенбаху приходилось самому напоминать о своем существовании советским товарищам, предпринимая рискованные шаги. Работая в центральном аппарате гестапо, который курировали такие отличавшиеся редкостной подозрительностью и феноменальным коварством организаторы тайного сыска, как Г. Мюллер и Р. Гейдрих, Леман все эти годы словно ходил по лезвию бритвы. Он встречался и с обер-палачом рейхсфюрером СС Г. Гиммлером. Малейшая неосторожность, допущенная агентом или знавшими о нем работниками резидентуры, грозила ему разоблачением, пытками в застенках и гибелью. Леман слишком хорошо знал, что такое гестапо, и проявлял большое мужество, по собственной инициативе возобновляя вдруг оборвавшиеся контакты и добывая новую информацию для советской разведки.

Что же побудило Лемана много лет рисковать своей жизнью? Вопрос непростой, о чем свидетельствуют и документы его личного дела. В одном из годовых отчетов берлинской резидентуры о работе Брайтенбаха, относящихся к раннему периоду его сотрудничества с советской разведкой, есть такое резюме: «Это верный, добросовестно работающий с нами на материальной основе агент». Как видим, акцент сделан на «материальную основу», то есть денежное вознаграждение. Но есть ряд обстоятельств, в силу которых поспешно зачислять Лемана в категорию платных агентов — лиц, сотрудничающих с той или иной спецслужбой из корыстного интереса, — было бы неверным. Во-первых, ко времени, когда Вилли стал сотрудничать с советской разведкой, материальное положение супругов Леман являлось довольно прочным, они не испытывали той нужды, в которую поверг миллионы их соотечественников тяжелейший экономический кризис конца 20-х — начала 30-х годов. Его жена Маргарет получила в наследство гостиницу с рестораном, приносившие семье небольшой, но стабильный доход, да и жалованье полицейского чиновника было отнюдь не скудным.

Во-вторых, принимая время от времени денежные суммы от советских друзей (кстати, не очень значительные), Вилли никогда не обсуждал с ними размеры вознаграждения и уж тем более не выражал какого-либо неудовлетворения, если оно оказывалось скромным. Такое поведение не характерно для платного агента. Очевидно, что в отношениях с разведкой СССР деньги играли для Лемана не главную роль, хотя он и не отказывался принимать их, как это делали некоторые немецкие антифашисты. Объяснение этому факту найти нетрудно: воспитанный на принципах морали бюргерского сословия, Вилли считал незыблемым правило — добросовестно выполненная работа должна соответствующим образом оплачиваться. Свою работу он делал на совесть и, естественно, не находил ничего зазорного в том, что она добавляла в бюджет семьи кое-какие средства. Близость Лемана к буржуазным слоям общества, видимо, и предопределила двойственное отношение к нему некоторых советских разведчиков, всегда стоявших на классовых позициях. Они видели в Лемане ценный источник информации и в то же время представителя чуждого класса. Да и условия службы в органах внешней разведки были таковы, что показать начальству не притупившееся классовое чутье оперативному работнику совсем не мешало, тем более в материале, предназначавшемся для личного дела его агента. Пусть даже в ущерб основной работе.

Таким образом, сделанный в документах разведки вывод о мотивах сотрудничества с ней Лемана не вполне соответствует истине. Но если определяющим мотивом был не материальный интерес, значит, имелись и другие побуждения: симпатии к светскому народу, демократические убеждения, затаенная неприязнь к фашистскому режиму. Есть все основания утверждать, что именно эти моменты присутствовали в его умонастроениях и так или иначе влияли на поведение.

Леман еще со времен Цусимы в душе симпатизировал русским. В беседе с одним из сотрудников резидентуры, отчет о которой имеется в его личном деле, Вилли говорил, что в Германии до прихода к власти Гитлера многие сочувственно и с надеждой смотрели на СССР, приветствовали взаимовыгодное экономическое сотрудничество, желали жить в мире и добрососедстве с Советской Россией. Это было характерно для широких слоев немецкого населения, подчеркивал Леман.

Встретив рождение Третьего рейха с настороженностью и скепсисом, но еще не будучи убежденным противником фашистского режима, он пришел в конце концов к неприятию идеологии и практики нацизма. Знакомясь с документами гестапо, Леман хорошо узнал, что такое фашизм, какие чудовищные преступления он уже совершил в его родной стране, а также на захваченных Гитлером территориях. Ему было известно о содеянном нацистами в те годы столько, сколько многие немцы, да и весь мир узнали уже после крушения фашистского режима.