Книга Русская армия в войне 1904-1905 гг. Историко-антропологическое исследование влияния взаимоотношений военнослужащих на ход боевых действий - Андрей Гущин

Итак, к началу войны 1904-1905 гг. не существовало законного механизма преодоления конфликтов в офицерской среде. Полковой суд занимался вопросами нанесения оскорблений офицеру или целой части. Суд не интересовал сам механизм складывания конфликта, а тем более в его компетенцию не входило предотвращение последнего. Суд имел дело с конкретными фактами выхода агрессии наружу, причем за пределами службы (ресторан, собрание, общественное место). Более того, формально суд поддерживал эскалацию конфликта, разрешая поединок или предписывая проводить поединок по итогам расследования. Но даже дуэль не была равной: согласно Уставу о военных наказаниях, обер-офицер в случае оскорбления не мог вызвать штаб-офицера, генерала и чиновника военного ведомства в штаб-офицерском чине.

Формально численность корпуса офицеров Генерального штаба не была значительной — всего 592 офицера и генерала Генерального штаба. Из них примерно 1/3 оказалась в составе 1 млн. 300 тысяч человек, мобилизованных на войну с Японией. Согласно Отчету отчетного управления генерал-квартирмейстера, в 1-й Маньчжурской армии число офицеров Генерального штаба колебалось от 68 до 80 человек. Тем не менее трудно назвать офицера-мемуариста, в воспоминаниях которого отсутствовали бы упреки в адрес представителей Генерального штаба (на военном сленге — «моментов»). Генеральный штаб являлся «государством в государстве» в составе Военного министерства и выделялся особенным порядком прохождения службы. Генералы и штаб-офицеры Генерального штаба, состоявшие при Главном штабе, обеспечивались жалованьем на порядок больше (3750 и 2500 рублей в год), чем генералы и офицеры обычных кадровых частей (от 1800 до 2004 и от 1080 до 1536 рублей соответственно). В военных округах офицеры Генерального штаба подчинялись помощнику начальника окружного штаба, а в Варшавском, Виленском и Киевских округах — окружному генерал-квартирмейстеру. У Генерального штаба был свой запас офицеров и генералов. Закон обеспечивал офицеру Генерального штаба привилегированное положение в российских вооруженных силах изучаемого периода. Офицеры Генерального штаба занимали следующие должности:

1) в Военном министерстве — все штатные должности главных управлений;

2) профессоров в военных академиях и вообще все штатные должности в военных и юнкерских училищах (в том числе и начальников училищ);

3) начальников окружных штабов;

4) военных агентов.

Основная часть строевых офицеров сталкивалась в условиях мирного времени с офицерами Генерального штаба в корпусных и дивизионных штабах. Именно офицеры Генерального штаба принимали самое активное и непосредственное участие в подготовке вооруженных сил к войне. Это давало повод, и не всегда неосновательный, для того чтобы переложить все недочеты в управлении или организации на офицеров Генерального штаба, прикомандированных на время войны к полку. По мнению М.В. Грулева, «всем известно, что еще задолго до минувшей войны, навлекшей на наш Генеральный штаб столько нареканий, в армии — то есть среди строевых офицеров — таилось замаскированное внешним приличием недружелюбное настроение в отношении офицеров Генерального штаба, которое во время интимной товарищеской беседы или при иных подходящих случаях прорывается наружу». Конфликты офицеров Генерального штаба и армейских офицеров не являлись особенностью Российской империи. Необходимо заметить, что такого рода конфликты существовали в большинстве профессиональных армий Европы. В европейских армиях в случае войны слушатели академий Генерального штаба вместе с преподавателями вполне организованно вливались в ряды действующей армии. Такая практика имела место в Берлинской академии, подобным образом поступили японцы во время войны 1904-1905 гг. В России же массовая мобилизация слушателей академии не была произведена, хотя в военной периодической печати этот вопрос поднимался сразу после начала боевых действий. В этом не было вины представителей Генерального штаба. Официально военный министр разрешил отчислить из академии на время войны только офицеров мобилизованных полков. Поэтому офицерам, проходившим обучение в Академии Генерального штаба, желавшим занять строевую должность в действующей армии, приходилось добиваться отправки на войну. «Вообще разрешения давались очень неохотно, хотя бывший тогда начальником академии генерал В.Г. Глазов[17] и сочувствовал желающим попасть в действующую армию. Мне пришлось два раза подавать докладную записку о переводе в сибирские части и получить отказ. Легче даже было получить перевод тем, у которых переводные экзамены где-нибудь являлись сомнительными по успеху». Согласно данным отчетного отделения управления генерал-квартирмейстера 1-й Маньчжурской армии, при объявлении войны «24 офицера, обучающиеся в Академии Генерального штаба, по собственному желанию были переведены в части войск на театре военных действий и отправлены на войну, с правом обратного поступления в академию без экзамена». Двадцать четыре добровольца на фоне 300 слушателей академии, не считая профессоров и преподавателей, составили всего 8%. Офицеры, прервавшие обучение в академии ради участия в боевых действиях, как бы это странно ни звучало, потеряли в карьерном росте по сравнению с теми, кто остался в Петербурге. В отзыве Главного управления Генерального штаба по этому вопросу сказано: «Так как отправление на войну предоставлялось доброй воле каждого из обучавшихся в академии офицеров, то не возбуждалось даже вопроса об уравнении впоследствии в старшинстве с бывшими сверстниками по академии, не участвовавшими в войне».

Многие офицеры Генерального штаба, отправляясь добровольцами в части действующей армии, хорошо понимали, что не будут радушно приняты командирами полков и не получат самостоятельных соединений для командования. В таком положении оказался причисленный к Генеральному штабу штабс-капитан А.А. Свечин, по собственному желанию прикомандированный к 22-му Восточно-Сибирскому полку. Он был принят в полку не как доброволец, оставивший спокойное место, а как человек, чье положение, по мнению командира полка, было «недостаточно выясненным». Штабс-капитан Генерального штаба обязанности младшего офицера, говорил в своих мемуарах о том, что всякого прибывавшего добровольцем, особенно постарше чином, встречали «не особенно радостно». Негативное отношение офицеров передовых частей армии к командированным на войну офицерам Генерального штаба имело под собой вполне реальные основания. Согласно Отчету о деятельности отчетного отделения управления генерал-квартирмейстера 1-й Маньчжурской армии, офицеры, числившиеся командированными в армию, получали суточные деньги в двойном размере. Кроме того, с заключением мира все командированные офицеры без особых проблем возвращались на прежние места службы (Европейская Россия). Офицеры Генерального штаба, добровольно переведенные в армию из России на постоянные должности, с окончанием военных действий либо оставались на Дальнем Востоке, либо за сокращением штата военного времени выводились за штат с неопределенным назначением впереди. Отчасти поэтому во время Русско-японской войны ярко проявилось нежелание принимать должности в штабах восточно-сибирских и сибирских соединений, что означало постоянную дислокацию после войны в провинции или даже на границе империи. В Отчете о деятельности отчетного отделения управления генерал-квартирмейстера 1-й Маньчжурской армии об этом явлении сказано следующее: «Офицеры крайне неохотно принимали назначения в 1-ю армию и по прибытии в армию, прежде всего, начинали хлопотать о том, чтобы не делалось представлений о их переводе».