Книга Уроки плейбоя - Мелани Милберн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подозреваю, мне не потребуется много времени, чтобы заставить тебя передумать. — Лукка лениво улыбнулся ей и сделал глоток.
Лотти вздернула подбородок, сверкнув кошачьими глазами:
— Ты забыл кое-что. Я принцесса и не терплю грубости.
— С тобой я буду мягким.
Ее щеки залило краской, но губы с упорством складывались в рот госпожи учительницы.
— Для твоей бестактности нет никаких пределов? Мы здесь, чтобы обсудить дела — девичник моей сестры.
— Отлично. Поговори со мной. Какие у тебя идеи? — Он поднял руку. — Хотя нет, дай угадаю. Ты думаешь о сэндвичах с огурцами. Эрл Грей и сконы, так?
Она втянула щеки, ощетинившись, словно породистый персидский кот перед невоспитанной собакой.
— Ты ошибаешься. Я думала о ланче.
— Какая разница.
Лотти с раздражением нахмурилась:
— А какие у тебя предложения? Что-то совершенно неприемлемое, полагаю?
В его глазах разгорелся темный и опасный огонек.
— В этом продуваемом всеми ветрами старом замке есть казематы?
Лотти моргнула, пытаясь игнорировать пробежавшую вдоль позвоночника холодную дрожь.
— Да, но я не очень понимаю, что…
— Отлично. — Лукка ухмыльнулся. — Что может быть лучшим местом для девчонок, которые хотят пуститься во все тяжкие?
— Ты в своем уме? — Лотти в ужасе смотрела на него. — Казематы? Для девичника?
— Подумай немного. Мы можем превратить их в ночной клуб на одну ночь. Нанять диджея, придумать костюмы, и…
Лотти прижала ладони к ушам.
— Я не хочу это слышать. Ла-ла-ла! — Она повысила голос, по-детски заглушая слова песенкой. — Я не слу-ша-ю!
— Давай подумаем об этом. Разве не весело будет провести праздник в казематах? Мы можем одеть официантов в черную кожу.
Лотти бессильно уронила руки вдоль тела.
— Что дальше? Предложишь им носить плети и наручники и хлестать всех гостей?
— Отлично! — Его карие глаза засияли. — Я знал, что ты проникнешься духом. Твоя сестра с подругами отлично проведут время, это станет запоминающейся ночью.
Она бросила на него испепеляющий взгляд:
— Пьяный дебош в казематах? Да уж…
— Так и вижу тебя в облегающем костюме кошечки с кожаными ботинками до колена. И в маске, которая оставляет открытыми только твои невероятные глаза и маленький сексуальный рот.
Лотти подавила незваную дрожь от его ленивого горячего взгляда. Он смотрел на нее так, словно уже представлял ее в кожаном одеянии.
— Ты меня не увидишь. Это мероприятие для девочек.
— О, не порти другим удовольствие. — Лукка одарил ее сексуальной улыбкой. — Разве я не могу встретиться с тобой, прежде чем начнется торжество?
Никогда не был таким сладостным звук приближающегося столика на колесиках, пусть даже у Лотти не было аппетита… или, по крайней мере, аппетита к еде. В ней разгорелся аппетит к чему-то совершенно другому, и теперь он угнездился в ее естестве. Мягкое, настойчивое ощущение, создающее внутри пустоту. Кожа казалась слишком натянутой, чувства чересчур обострены, воздух наполнен предвосхищением.
Если бы Лукка поцеловал ее! Тогда пропало бы это отвратительное чувство пустоты и страстного желания. Поцеловать его — словно впервые попробовать шоколад высочайшего качества. Лотти никогда не забудет теплую, тающую мягкость и обольстительный, ударяющий в голову, вызывающий привычку вкус соблазнения. У воздержания не было шансов, как у бабочки против слона.
Этот порочный блеск в глазах Лукки Чатсфилда привлекал дюжины женщин на его сексуальную орбиту, но она будет сражаться с каждым атомом своего тела, чтобы не стать одной из них. Он так напрактиковался в соблазнении, что это слышалось даже в легкой ласковости его слов, произнесенных глубоким медоточивым голосом с легким итальянским акцентом. Как он обыденно вставлял ласковые обращения, как улыбался, слегка искривив рот, как прикасался, возбуждая ее…
Лотти позволила ему усадить ее за стол, отчаянно пытаясь ничем не выдать то, как его присутствие влияет на нее. За эти годы ей приходилось ужинать с бесчисленным количеством гостей, она научилась справляться с трапезой без того, чтобы ронять еду или проливать вино, не допускать ужасных молчаливых пауз. Но с Луккой иначе. Их колени почти соприкасались, и Лотти пришлось незаметно отодвинуть стул назад. Правда, даже так она явственно чувствовала его длинные, сильные, стройные ноги в дюйме от собственных.
Лотти подняла бокал с парой капель вина, которые только и позволяла себе.
— Что ты делаешь в свободное время, если не учитывать праздники?
— Не так уж и много.
Некоторое время она изучала его черты лица. Лукка отвел глаза и, потянувшись за бокалом, поднес его ко рту.
— Тебе никогда не наскучивает заниматься только прожиганием семейных денег?
— Это и мои деньги. Не моя вина, что я родился в состоятельной семье. Я просто беру, что мне положено, и получаю лучшее из возможного.
Лотти нахмурилась:
— Но тебе не хочется сделать что-то в своей жизни? Что-то значимое?
— Например?
— Учеба. Уверена, у тебя есть мозги. Ты ведь наверняка мог что-нибудь сделать? Как насчет волонтерства? Благотворительности? Основать организацию, как твой брат.
Лукка небрежно пожал плечами:
— Я пытался учиться, но меня выгнали из Кембриджа во втором семестре. Я не скажу, из-за чего, чтобы ты не краснела.
Поздно — Лотти и без того покраснела от игры своего воображения. Ей не нравилось думать, какого рода выходки привели к исключению из одного из лучших университетов Англии, но у нее было предположение, что это как-то связано с его активной сексуальной жизнью.
— Ты хоть в чем-то хорош? Я имею в виду, кроме как соблазнения?
Лукка отвел взгляд и взболтал содержимое бокала:
— У меня есть несколько хобби, но ничего серьезного. Я не наследовал никаких амбициозных генов от моей семьи. — Он поставил бокал на стол и посмотрел на Лотти. — А что по поводу тебя? Что ты делаешь, когда не разбиваешь бутылки с шампанским о борт кораблей?
Девушка поджала губы:
— Мне не нравится быть на виду, так что это я оставляю Мадлен, а сама организую ужины для посетителей или сановников, обзорные туры по дворцу… и все такое.
— Значит, всякие скучные вещи.
Лотти уперлась языком в щеку и глубоко вздохнула.
— Это может казаться невероятно скучно такому, как ты, но меня это удовлетворяет целиком и полностью.
Уголок его рта дернулся вверх, а в глазах загорелся насмешливый огонек.