Книга Последнее сражение. Немецкая авиация в последние месяцы войны. 1944-1945 - Петер Хенн

«Я одинок на западе Сицилии, – подумал я. – Мой самолет здесь последний Ме-109, и американские пилоты полагают, что я бездельничаю, собирая цветочки. Теперь бои, должно быть, сосредоточились около Мессины. Это то место, где ловушка может захлопнуться. Я должен проскользнуть в „ящике“, который плетется со скоростью 370 км/ч с наполовину отсутствующим хвостовым оперением. Это отчасти лотерея, но я надеюсь, что смогу увидеть Палермо. Опустись пониже. Скользи прямо над крышами. Обходи колокольни как можно ниже».

Оставив белый город позади, я увидел море. Благодаря Богу мой двигатель выдержал и мягко урчал. Счастье, что на Сардинии его отрегулировали. Настоящая швейная машинка. В тот день это спасло мою жизнь.

Побережье Южной Италии находилось в поле зрения. Сверившись со своей картой, я взял курс на восток, мои глаза приклеились к компасу. Я медленно скользил над морем вдоль побережья, готовый, если будет необходимо, приземлиться на песок. Крылья моего самолета были окрашены в голубой цвет, поэтому сверху их трудно было различить на фоне воды. Я летел низко над волнами, настроение у меня было хорошее, и я начал напевать. Под крылом я видел рыбацкие лодки, плавно покачивавшиеся около берега.

Очевидно, итальянцы – фаталисты. В нескольких километрах отсюда янки перемалывали окружающую местность, а их танки готовились войти в Палермо, но рыбаки, казалось, не понимали, что идет война. Как ни в чем не бывало они продолжали ловить сетями сардин.

Внезапно впереди замаячили два черных пятна. Если это вражеские истребители, то со мной все будет кончено. Я никогда бы не смог уйти от них на этом «летающем гробу». К счастью, солнце светило в спину, и меня не смогут увидеть до самого последнего момента.

Вместо «Лайтнингов» я увидел два «Шторьха» с желтыми полосами – штабные машины. В их кабинах сидели какие-нибудь «шишки». Они также летели восточным курсом, выполняя запланированный отход по плану «Б». Эти господа, должно быть, прижимали к груди свои штабные бумажки – драгоценные документы, помеченные грифами «секретно», «совершенно секретно» и т. д.

Неожиданно мне пришла в голову идея. Я подумал, что могу поиграть с ними.

Если смотреть спереди, то Ме-109 довольно сильно походил на «Спитфайр». Я накренил самолет к поверхности моря, снял предохранитель и дал очередь по воде. Она прошла приблизительно в сотне метров позади последнего «Шторьха». Паника была неописуемой. Обе связные машины немедленно спикировали к пляжу и поспешно приземлились.

Если и было что-то, чего они не должны были делать, так это посадка. Если бы я захотел, то мог пригвоздить их к земле одной-единственной очередью.

Выскочив из своих машин, эти штабные чины помчались по песку, высоко подпрыгивая. Пролетая над группой беглецов, я увидел, как эти господа рухнули животами на песок, угрожающе махая мне руками в перчатках. Я летел так, чтобы они могли очень отчетливо рассмотреть черные кресты, нарисованные снизу на моих крыльях, и выпустил очередь в их честь. У летчиков-истребителей пулеметная очередь была эквивалентна команде «На караул!».

«Это проучит вас, – пробормотал я. – Штаб должен оставаться в контакте с подразделениями, а, господа? По крайней мере, вы получили представление о воздушном бое. В любом случае мой Ме-109 в три раза быстрее ваших улиток, а в Южной Италии такая неразбериха, что вы потратите время впустую, пытаясь найти „желтую двойку“, которая так сильно напугала вас. Хорошо, прощайте, пока вы не догнали меня».

После шутки, которую я только что сыграл с ними, я чувствовал себя счастливым, словно ребенок в песочнице.

Это произошло незадолго до того, как я достиг Мессинского пролива. В нем было такое оживленное движение, что он напоминал своего рода фабрику. Сцилла и Харибда,[43] должно быть, наслаждались зрелищем гордой армии великого германского рейха, жавшейся на паромах. В воздухе над ними господствовали американские самолеты.

Эти парни, конечно, не теряли времени. Бомбы дождем сыпались вниз, волна за волной. Едва фонтаны воды опадали вниз, как на их месте появлялись новые. Немецкие зенитные батареи стреляли словно сумасшедшие и иногда поражали свои цели. Пылающие обломки падали по нисходящей спирали подобно горящим бабочкам. Покинутые, кувыркающиеся самолеты тонули среди фонтанов воды, поднимаемых разрывами бомб, в то время как над этим бурлящим котлом колыхались парашюты.

Скверное дело для сбитых янки. Пилоты падали среди града собственных бомб. Была ли резиновая шлюпка или нет, результат был одним и тем же: reguiescant in pace.[44]

«Либерейтор» с полным бомбоотсеком, получив прямое попадание, взорвался, но его соединение продолжало полет как ни в чем не бывало. Оно следовало своим курсом, летя над паромами; была выпущена красная сигнальная ракета, и вниз дождем посыпались бомбы.

Время спасаться бегством. Никто не переживет этого. Воздух был полон железа и стали.

Я выполнил вираж над морем и скоро достиг Реджо-ди-Калабрия. Мессинский пролив позади меня напоминал громадный котел; под моими крыльями поднималось огромное грибовидное облако дыма. «Сделано в США». Затем вдали я увидел море огня в том месте, где должен был находиться аэродром Реджо. Последний аэродром, где я мог приземлиться, превратился в картофельное поле. Я снимаю шляпу перед вами, господа. Прекрасная работа. И это то, что они называют отходом согласно плану. Немецкие летчики на юге теперь должны ходить пешком, как и все остальные. Где мне приземлиться? Этот вопрос стал настоящим кошмаром, поскольку топливо кончалось. В Кротоне, проскользнув в одиночку над итальянским «сапогом»? Теоретически, но только теоретически, топлива для этого было достаточно. Если не хватит, то мне придется где-нибудь совершить аварийную посадку и проделать остальной путь пешком. У меня все еще было несколько дней в запасе, прежде чем американцы высадятся в Италии. Они сначала должны «переварить» Сицилию.

Я обдумывал свой план, но наступала ночь. Отовсюду, со всех частей горизонта в воздух поднимались столбы дыма. Того же самого происхождения, что и столбы дыма над Трапани и Реджо. «Сделано в США». Надо было быть сумасшедшим, чтобы полагать, что американцы остановятся. Та же самая картина над Кротоне. Я кружил над аэродромом и сильно ругался. Было невозможно приземлиться, не сломав себе шею.

Внизу я видел неясные бегающие силуэты. Снова на приборной панели зажглась красная лампочка. Тем хуже – я должен рискнуть и попробовать сесть. Я начал медленно снижаться к аэродрому, а затем увидел красные сигнальные ракеты, взлетающие с дальнего конца взлетно-посадочной полосы. Посадка запрещена.

Я попытался определить причину этого: возможно, дело было в том, что мое шасси не вышло. Однако это не важно. Я должен совершить аварийную посадку и сделать это без шасси. Учитывая состояние фюзеляжа, это[45] было бы так, если бы я рулил в темноте и наверняка опрокинулся бы в какую-нибудь воронку от бомбы. Я все еще стремился спасти свою шкуру. Кроме того, я думал о том, в каком состоянии мои шины после взлета с полосы «Дора» в Салеми. Если случилось так, что одна из них пробита, то без аварии не обойтись. В таких условиях лучше было не выпускать шасси.