Книга Брежнев - Леонид Млечин

Окончательный вариант его семидесятистраничного доклада был отпечатан в четырех экземплярах. Один экземпляр Дмитрий Степанович вернул в общий отдел ЦК с просьбой приложить к материалам октябрьского пленума. Остальные три собственноручно разорвал и отдал на уничтожение в 1-й сектор (подготовка материалов к заседаниям президиума) общего отдела ЦК, где бумаги по установленному порядку сожгли.

Брежнев сам определил уровень жизни пенсионера Хрущева. Сохранилась написанная рукой Леонида Ильича не слишком грамотная записка:

«1. Пенсия 5000 (500 р. по новому курсу).

2. Кремлевская столовая.

3. Поликлиника 4-го Гл. упр.

4. Дача — на Перового-Дальней (Истра).

5. Квартиру в городе подобрать.

5. Машину легковую».

Относительно машины сказал помощникам: «…не новую». Никите Сергеевичу выделили небольшую дачу и попросили в город не приезжать.

Хрущев, ссылаясь на большую семью, просил оставить ему дотацию для столовой лечебного питания в сто рублей (как министрам), ему оставили семьдесят — как чиновникам средней руки.

Спустя много лет «Вечерняя Москва» опубликовала интервью с личной поварихой Хрущева. Она хорошо запомнила день, когда его сняли:

— 14 октября 1964 года мой муж, который работал в охране у Хрущева, пошел, как обычно, поутру на службу и тут же вернулся: «Что-то случилось! Только я приехал, как нас всех посадили в автобус и развезли по домам!» Я испугалась, быстрее в особняк! Приезжаю. Дверь открывает незнакомый человек и говорит: «Вашего хозяина сняли». Председатель Комитета госбезопасности Семичастный ласково так мне говорит: «Иди и спокойно работай, потому что все это тебя не касается…» А как работать? Нины Петровны нет, она в Карловых Варах отдыхает…

Никита Сергеевич вернулся в особняк на Ленинских горах поздно вечером. Его ждали дочь Рада, сын Сергей. Пришел Серго Микоян, один из сыновей Анастаса Ивановича, занимавшего соседний особняк. Хрущев вышел из машины и, ни слова не говоря, поднялся к себе. Приехавший одновременно Анастас Микоян наставительно сказал молодежи:

— Хрущев забыл, что и при социализме бывает такая вещь, как борьба за власть.

Рада Никитична Аджубей рассказывала мне, что в тот момент даже не очень-то сожалела о выходе отца на пенсию:

— Это было к лучшему. Программа Хрущева исчерпала себя, потом придет молодая команда и пойдет дальше…

А по всей стране избавлялись от портретов Хрущева. Его вычеркивали из истории страны, словно и не было такого руководителя Советского государства.

В два часа ночи заместителю председателя Фрунзенского райисполкома Москвы Дмитрию Квоку позвонил первый секретарь райкома и велел немедленно приехать.

— Что случилось?

— Это не телефонный разговор. Сказано — выполняй. Когда Квок приехал, секретарь райкома доверительно сказал:

— Только что закончился пленум ЦК — Хрущева сняли. Понял?

— Понял.

— Тогда поехали по району.

— Район спит, никто ничего не знает. Что мы сейчас увидим?

— До тебя, видно, не доходит. Поехали!

Объехали весь район — тишина. Остановились возле станции метро «Фрунзенская».

На работу Хрущев ехал по Комсомольскому проспекту. У станции метро «Фрунзенская» стояла двадцатипятиметровой высоты конструкция — на панно был изображен улыбающийся Никита Сергеевич со всеми своими наградами.

— Портрет надо немедленно снять, но чтобы об этом никто не знал, — распорядился секретарь райкома.

— Как же снять, чтобы никто не знал? Кран нужен, рабочие нужны.

Секретарь райкома сообразил:

— Вызывай художника. Скажи, что портрет нужно подправить в связи с успешным полетом космического экипажа во главе с Владимиром Комаровым.

Дмитрий Квок вернулся в исполком около четырех часов утра и позвонил начальнику ремонтно-строительного управления Мирону Петровичу Ткачуку, бывшему фронтовику:

— Мирон Петрович, нужно срочно прибыть в райисполком.

Тот, не задавая вопросов, ответил:

— Слушаюсь.

Добирался он до райисполкома пешком. За это время Квоку еще раз позвонил первый секретарь райкома:

— Знаешь, я тут проконсультировался с горкомом. Рекомендовали до опубликования решения пленума портрет не снимать. То, что я тебе сказал, держи пока в тайне.

Тут появился Ткачук в военной форме и отрапортовал:

— По вашему приказанию подполковник запаса Ткачук прибыл.

Что было делать? Квок сказал правду:

— Понимаешь, Мирон, сегодня ночью освободили от должности Хрущева, и я тебя вызвал, чтобы организовать работу по замене его портрета у метро «Фрунзенская». Но пока ты шел, команду отменили.

— А я подумал — опять война, — с облегчением произнес Ткачук…

После того как Хрущев лишился своих должностей, Брежнев, председательствовавший на пленуме, поставил вопрос об избрании первого секретаря ЦК.

Как свидетельствует стенограмма, в зале сразу же раздались голоса:

— Предлагаем избрать первым секретарем ЦК нашей партии товарища Брежнева!

Все зааплодировали.

В председательское кресло пересел Подгорный, чтобы провести голосование:

— Внесено предложение избрать первым секретарем ЦК товарища Брежнева. Других предложений нет? Нет. Будем голосовать. Кто за то, чтобы избрать товарища Брежнева первым секретарем ЦК нашей партии? Членов ЦК прошу поднять руки. Прошу опустить; кто против, воздержался? Предложение принято единогласно.

В зале опять раздались аплодисменты.

Решающий голос имели только члены Центрального комитета. Но Подгорный решил показать полное единодушие всего партийного руководства.

— Давайте, товарищи, проголосуем вместе с кандидатами и членами ревизионной комиссии, — предложил он. — Кто за то, чтобы избрать товарища Брежнева первым секретарем ЦК КПСС, прошу поднять руки. Прошу опустить. Кто против? Кто воздержался? Товарищ Брежнев избран единогласно.

Опять аплодисменты. Все встали.

Леонид Ильич Брежнев был избран не только первым секретарем ЦК КПСС, но и председателем бюро ЦК по РСФСР (через полтора года на партийном съезде созданное Хрущевым бюро упразднили).

Брежнев вернулся на председательское место.

Он сказал несколько положенных в таких случаях слов, которые в стенограмме облагородили и довели до совершенства:

— Я благодарю членов ЦК и кандидатов в члены ЦК, членов ревизионной комиссии, всех вас, товарищи, за высокое доверие, которое вы мне оказали. Я понимаю всю тяжесть и ответственность порученного мне сегодня дела и постараюсь отдать все свои силы, опыт и знания для того, чтобы — безусловно при вашей поддержке — оправдать то высокое доверие и честь, которые вы мне оказали.