Книга Над законом - Андрей Воронин

– Я вот думаю, – задумчиво продолжал Забродов, – а почему бы нам не продать англичанам АЗЛК? Им ведь, наверное, скучно теперь. Вот и занялись бы хоть чем-то.

Мещеряков невольно фыркнул, представив себе эту сделку, но потом вспомнил что-то и помрачнел.

– Так когда тебе привезти ружье? – спросил он.

– Чем скорее, тем лучше, – ответил Забродов. – Я уже умираю без самогона и лосятины. Здесь меня ничто не держит, а обстановку сменить давно пора.

Полковник посмотрел на свою машину. Бдительный шофер, издалека углядев начальство, уже успел занять свое место и сидел там с таким видом, словно никуда и не отлучался. Полковник посмотрел на часы. До конца обеденного перерыва оставалось три с половиной минуты.

– Понял, – сказал Забродов, верно оценив все эти манипуляции. – Только снова поднимает нас с зарей и уводит за собой в незримый бой... Будь здоров, полковник.

Они пожали друг другу руки, после чего Мещеряков сел в машину и укатил. По дороге к управлению и после, когда он поднимался по широкой лестнице к себе на третий этаж, его не оставляло странное тягостное чувство. Но по мере того, как вторая половина рабочего дня набирала обороты, выходя на привычную бешеную скорость, заваленный по горло работой полковник позабыл про это неприятное ощущение.

... Бывший инструктор спецназа ГРУ капитан в отставке Илларион Забродов, расставшись с полковником Мещеряковым, по дороге домой сделал небольшой крюк, заехав к своему старинному приятелю, антиквару и букинисту Марату Ивановичу Пигулевскому. Забродов не спешил. С тех пор, как он оставил службу, торопиться ему, как правило, было некуда. Илларион никогда не отличался торопливостью. Теперь, для того чтобы жить размеренно и со вкусом, ему не приходилось преодолевать сопротивление внешних обстоятельств. С момента увольнения прошло уже немало времени, но на него до сих пор иногда накатывали приступы жеребячьей радости оттого, что у него теперь не осталось никаких обязанностей, кроме прав, и никаких знакомых, кроме тех, с кем бы он хотел общаться. Сейчас он испытывал один из таких приступов эйфории. Впереди была дальняя дорога с остановками где вздумается и ночевками под открытым небом, незнакомые места, новые люди и бездна новых впечатлений. Мысленно он еще раз поблагодарил Мещерякова за удачную идею, подумав мимоходом, что даже и от полковников иногда бывает какая-то польза.

У Пигулевского он со вкусом выпил чайку из антикварной чашки китайского фарфора, рассказал дару новых анекдотов, снова попил чайку, затеял и с позором проиграл горячий спор по поводу датировки одной редкой инкунабулы, добытой где-то неутомимым Маратом Ивановичем, понаблюдал, как тот раздувается от тихой гордости (спор был затеян и проигран исключительно для того, чтобы доставить старику удовольствие), и между делом сообщил, что покидает столицу недельки на две, а то и на месячишко. Старик заметно огорчился, и Иллариону пришлось пообещать ему порыскать по окрестным деревням в поисках антиквариата, после чего Марат Иванович несколько взбодрился, окрыленный, как видно, открывшимися перспективами.

Выслушав несколько весьма специфичных баек и получив с десяток полезных советов, касающихся предстоящих каникул, Илларион распрощался со стариком и отправился к себе на Малую Грузинскую. Домой он, впрочем, попал не сразу. Заскочив по дороге в пару магазинов, он без труда приобрел десять бутылок водки, предназначенных в дар веселому егерю, и с некоторым удивлением обнаружил, что раздобыть питерский 'Беломор' не так-то просто. На это понадобилось два часа и несколько литров бензина. Но в конце концов искомый продукт был обнаружен в табачном киоске недалеко от ЦУМа и водворен на заднее сиденье 'лендровера', превратившееся за это время в продуктовый склад.

Здесь были консервы, спички, сигареты и множество мелочей, отсутствие которых в путешествии порой воспринимается как катастрофа. При всей своей неприхотливости Илларион на этот раз решил отдохнуть с комфортом, уподобившись богатому туристу, который, направляясь в дикие места, берет с собой тонну туалетной бумаги и вагон консервированной ветчины. Впрочем, у него было подозрение, что все эти богатства, скорее всего, тоже перейдут в собственность гостеприимного егеря – сам он не испытывал во всем этом ни малейшей нужды и вряд ли был способен в течение хоть сколько-нибудь длительного срока изнурять свой организм подобными излишествами.

Вернувшись, наконец, домой, он тщательно проверил и упаковал удочки, не переставая посмеиваться над собой. Он уже сгорал от нетерпения и готов. был тронуться в путь хоть сию минуту. Удерживала его только необходимость дождаться Мещерякова с ружьем, патронами и координатами райского уголка, в котором обитал мифический егерь. Тот представлялся Иллариону этаким буколическим субъектом в фуражке с дубовыми листьями, болотных сапогах и с застрявшей сосновой хвоей в дремучей бороде.

Дожидаясь Мещерякова, он мимоходом вспомнил, что Андрей во время разговора был чем-то сильно озабочен. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, если принять во внимание его должность и предстоящее совещание у генерала Федотова. Похоже, решил Илларион, что полковник морально готовил себя к большому и шершавому фитилю.

Поводов для разноса, как всегда, могло быть множество, тем более что с распадом Союза хлопот у ГРУ стало намного больше.

Илларион выбрал пару ножей, которые собирался взять с собой, задумчиво покрутил в руках свой бельгийский револьвер и решительно бросил его в ящик стола. В лесу ему револьвер не понадобится, а жуткие истории про беспредел на дорогах его мало трогали. Во-первых, он считал большинство из них беспардонным враньем, распространяемым дураками, никогда не покидавшими пределов Московской кольцевой дороги, а во-вторых, даже если 'во-первых' было неверно, бывший инструктор спецназа не без оснований полагал, что справится с затруднениями и без помощи револьвера.

Упаковав рюкзак, он подошел к книжным полкам и медленно двинулся вдоль них, прикасаясь кончиками пальцев к потертым корешкам. Что из этого богатства взять с собой, и стоит ли брать книги вообще? Егерь, конечно, просто остолбенеет, когда увидит, как его постоялец вечерком завалится на лежанку с Тацитовыми 'Анналами' в руках или в дождливый денек решит вдруг перечитать повести Акутагавы. Впрочем, реакция егеря Иллариона волновала мало. После того, чего он наслушался по поводу своего увлечения от того же Мещерякова, ему все уже было нипочем. Но вот насколько органично впишутся книги в его быт на забытом богом лесном кордоне – это был вопрос. Подумав, Илларион решил, что чтение все-таки будет лишним. В конце концов, отключение должно быть полным, иначе отдыха не получится. Зато как приятно будет вернуться к старым друзьям после возвращения домой!

'Так тому и быть', – решил Забродов и отправился принимать душ. После душа, чувствуя себя посвежевшим и помолодевшим лет на десять, он решил напоследок вкусить блага цивилизации.

Выбрал книгу и завалился на диван, включив торшер и разместив в пределах досягаемости пепельницу, пачку сигарет и зажигалку. Потом пришел Мещеряков с ружьем в чехле и, с двумя коробками патронов в портфеле. Полковник улыбался, но за его улыбкой скрывалась озабоченность. Илларион не стал приставать к нему с расспросами, чтобы не ставить в неудобное положение. В конце концов, он давно вышел из сферы служебных интересов своего старинного приятеля, и интересы эти теперь были для него такой же тайной, как и для всех остальных сограждан.