Книга Солдат до последнего дня. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 - Альбрехт Кессельринг

Меньше всего мы верили в то, что Хачу можно было заставить подписать договор. Будучи солдатами, мы радовались тому, что аннексия Чехословакии не повлекла за собой пагубных последствий; безопасность наших границ неожиданно была серьезно укреплена, а благожелательное отношение и сотрудничество с нами поляков до, во время и после этого периода подталкивали к выводу, что польско-германские разногласия как-то удастся урегулировать мирным путем. Мы, солдаты, были искренне огорчены, когда со стороны поляков последовал новый всплеск ранее уже имевших место жалоб на якобы имевшие место акты агрессии.

Даже при том, что вермахт готовился к любому повороту событий, факт остается фактом: руководящие деятели, ответственные за эту подготовку, – и прежде всего Геринг – пытались избежать войны. Во время работы Нюрнбергского трибунала приводилось достаточно много убедительных свидетельств их личных действий, направленных на это. Я как человек, в тот период имевший ко всему этому лишь косвенное отношение, считаю, что вся вина должна быть возложена на одного деятеля – фон Риббентропа, который давал Гитлеру безответственные рекомендации. Мне вспоминается один случай, происшедший в спецпоезде Геринга в Вильдпарке и могущий служить иллюстрацией царившей тогда атмосферы. Я находился рядом с Герингом, который вот-вот должен был узнать, что нас ждет – мир или война. Как только Геринг получил известие о том, что Гитлер назначил днем «Икс» 1 сентября, он тут же позвонил Риббентропу и в состоянии крайнего возбуждения проревел: «Ну, ты добился своего – войны. Это все твоих рук дело!» – и в бешенстве бросил трубку.

Позднее, когда генерал Боденшац, главный адъютант Геринга, он же офицер связи, игравший роль посыльного между моим руководителем и Гитлером, доложил, что итальянцы пытаются отказаться от участия в войне, шеф люфтваффе взорвался. Высказывания об итальянцах, прозвучавшие из его уст в тот момент, вряд ли можно назвать приличными. Однако, обдумав хорошенько ситуацию, мы смогли более хладнокровно оценить позицию Италии и в конце концов даже пришли к выводу, что, если Рим останется в стороне от схватки, это будет даже к лучшему.

И еще одно короткое замечание о жизни германского военного в мирные годы Третьего рейха. Будучи командующим воздушным районом в Дрездене, я общался только с военными, главным образом представителями люфтваффе. Мне доводилось поочередно бывать то в гостях по чьему-то личному приглашению, то на вечеринках во всевозможных полковых столовых. И в великолепной столовой академии ВВС, и на вечеринках, устраивавшихся службой связи люфтваффе, уже приобретшие жизненный опыт женатые офицеры вовсю общались с молодежью в неформальной обстановке. При этом все от души веселились. Лишь изредка мы встречались в номерах отеля «Бельвю», который был слишком дорогим, или в хороших барах. По воскресеньям или праздникам мы часто ездили на экскурсии за город и получали от этого огромное удовольствие. Загруженность делами и многочисленные командировки почти не оставляли нам возможности общаться в неформальной атмосфере с представителями гражданского населения и национал-социалистической партии. Я не могу вспомнить ни одного случая, когда мне довелось бы столкнуться с каким-либо противодействием со стороны партийных руководителей.

Поскольку я потерял свое состояние из-за инфляции и был врагом каких-либо биржевых спекуляций и прочих сомнительных махинаций, в результате чего так и не смог оправиться от финансовых потерь, для меня развлечения были вопросом денег. Я не многое мог себе позволить на свое скудное денежное довольствие. Однако я все же общался с моими коллегами и их семьями, что привело к возникновению подлинно теплых взаимоотношений с многими из них. И они отплатили мне тем же после того, как в 1945 году я был оклеветан.

Если не считать этого, а также регулярных приглашений к фюреру, рейхе мар шалу и различным министрам, в столице я бывал лишь в связи с конкретными делами. Одним из них, разумеется, были встречи с иностранными военными атташе и моими товарищами по ВВС в аэроклубе. Кроме того, мне необходимо было посещать различные военные и научные мероприятия, бывать в театре. Все это было нелегкой ношей для весьма занятого военного, без которой вполне можно было бы обойтись. Мне практически приходилось подрывать свое здоровье. Это ведь очень трудно – ежедневно ложиться спать после полуночи, постоянно быть на виду, знать все мельчайшие детали, касающиеся сферы своей компетенции, за все отвечать и быть олицетворением непогрешимости в глазах своих подчиненных.

Глава 7 ПОЛЬСКАЯ КАМПАНИЯ, 1939 ГОД

...

1.09.1939 года, 4.45 утра. Начало наступления силами двух групп армий – «Север» и «Юг». – 5.09.1939 года. Форсирование Вислы. – 16.09.1939 года. Осада Варшавы. – 17.09.1939 года. Падение Брест-Литовска, вмешательство Советской России. – 27.09.1939 года. Капитуляция Варшавы. – 1.10.1939 года. Капитуляция оставшихся польских войск. Окончание боевых действий в Польше

Во второй половине дня 25 августа 1939 года – это была та самая дата, на которую Гитлер назначил вторжение в Польшу, – я находился в помещении управления полетами аэродрома в Кольберге, где проводил совещание командиров авиагрупп и авиакрыльев. В это время начальник оперативного отдела моего штаба сообщил, что Гитлер снова изменил свои планы. Вторжение откладывалось.

Наш восторг по этому поводу явственно читался на наших лицах. Я выразил надежду, что войны, казавшейся неминуемой, все же удастся избежать. С облегчением я поднялся в кабину моего самолета и, взяв курс на заходящее солнце, полетел в свой боевой штаб в Хеннингсхольме, неподалеку от Штеттина.

Мысленно я вернулся в 23 августа. Два дня назад Гитлер вызвал главнокомандующих, командующих и начальников штабов всех видов вооруженных сил в свою ставку в Бергхейм. Нас не предупредили о повестке дня совещания. Ему предшествовала встреча с рейхсмаршалом в казармах СС, на которой он вновь завел речь о наших приготовлениях к воздушной войне против Польши и выслушал наши мнения на этот счет. Геринг беседовал с нами в течение часа и при этом ни разу не сказал, что уже принято окончательное решение о применении военной силы. Разумеется, мы знали, что он все еще пытается любой ценой сохранить мир.

Последующее совещание у Гитлера состоялось в большом зале приемов, из окон которого открывался великолепный вид на горы – казалось, что они так близко, что их можно потрогать рукой. Выступление фюрера было довольно длинным. Он говорил спокойно, держа себя в руках. Я не вижу необходимости подробно излагать содержание его речи, поскольку ее текст был обнародован во время Нюрнбергского процесса. Меня обрадовало то, что в ней не содержалось конкретных указаний об открытии боевых действий, однако выступление было построено таким образом, что, казалось, вероятность подобного развития событий весьма велика. Меня беспокоили две вещи. Во-первых, последствия войны с Польшей. Рассчитывать, что Англия расценит попытку силового урегулирования германо-польских разногласий не как явный вызов, а каким-то иным образом, было бы необоснованным оптимизмом – отсюда и неустанные попытки Геринга сохранить мир. Однако куда больше меня тревожило отношение России. Хотя я и считал, что при всей своей относительной неподготовленности люфтваффе и вермахт смогут доказать свое превосходство над польскими войсками, военная мощь России была слишком велика, чтобы они могли с ней тягаться. Это меня очень тревожило. Однако, когда в конце своего выступления Гитлер проинформировал нас о нейтралитете России и о том, что с ней заключен пакт о взаимном ненападении, у меня словно гора с плеч свалилась.