Книга Возлюбленная из Ричмонд-Хилл - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Франсис выпила вина и поглядела на сестру, явно ища утешения.
– Это не может долго продолжаться, – сказала Мария.
– Но почему не может? – воскликнула Франсис. – Да они в состоянии спалить весь Лондон! Они напали даже на дом мирового судьи, который попытался их предупредить, что они нарушают закон… По пути сюда я видела семь больших пожаров. Ах, Мария! Кто станет их следующей жертвой?
– Этому непременно положат конец. Призовут на помощь армию.
– Тогда почему ее уже не призвали? Почему потворствуют всем этим бесчинствам? Чернь освободила заключенных Ньюгейта. Они подожгли тюрьму! По улицам разгуливают злодеи. Боже, что с нами будет?
– Мы узнаем это в самое ближайшее время… независимо от мятежей, устроенных Гордоном. Франсис, не надо так волноваться! Все равно бесполезно. В любой момент может настать наш черед играть отведенную нам роль в этой драме, и мы должны быть готовы…
– А где Томас?
– Ушел… чтобы помочь друзьям. Он пытается вывезти священников из Лондона. Это для них единственная надежда на спасение.
– Да их убьют, не моргнув и глазом! – воскликнула Франсис и, замерев, прошептала: – Слышишь?
Крики, похоже, раздавались гораздо ближе, а красные отблески пожара стали ярче…
Мария принялась беззвучно молиться о том, чтобы с ее друзьями, сестрой и с ней самой ничего не случилось. Что будет, если мятежи вспыхнут по всей стране?.. Она подумала о доме в Брэмбридже, об отце, беспомощном калеке, о мальчиках… Что сейчас делает дядя Генри? Он ведь, как и Томас, не может сидеть сложа руки… А все люди, которые, подобно Томасу, принимали активное участие в страшных событиях, подвергались наибольшей опасности…
Нет-нет, Томас непременно спасется! О, как ей хотелось, чтобы он сейчас вошел в дом! Крики немного поутихли.
– Они пошли в какое-то другое место, – прошептала Франсис.
Мария вздохнула с облегчением… Но куда запропастился Томас?
* * *
Он вернулся только в полночь; одежда его была вся перепачкана, Томас совершенно обессилел. Мария вскричала:
– Слава богу! Ты дома!
Она не стала задавать вопросов. Главное было уложить его в постель. Мария не отважилась поручить слугам ухаживать за Томасом, ведь было совершенно непонятно, кому в таких обстоятельствах можно доверять…
– Я должен смыть с себя сажу, Мария, – сказал Томас.
– А я пока сварю тебе грог.
Но в ванне Томас совсем разомлел и, не дождавшись грога, пошел спать.
Утром Марию встревожил внешний вид мужа: с его лица исчез здоровый румянец, Томас беспрерывно кашлял. Мария хотела позвать врача, но Томас сказал, что у него обыкновенная простуда, которая скоро пройдет. Главное сейчас делать дело! Большинство священников подвергается смертельной опасности, и он, как и прочие мужчины, должен помочь им спастись.
Однако когда Томас попытался встать с постели, силы изменили ему, и Мария решила, невзирая на все его протесты, позвать доктора.
* * *
Она толком не знала, что творится на улицах города, потому что Томас был серьезно болен – у него обнаружили воспаление легких, и Мария день и ночь сидела у постели мужа, который метался в горячечном бреду.
Тем временем мятежники осадили дворец Сент-Джеймс и здание Английского банка, и король, осознав необходимость принятия крутых мер, ввел военное положение. Войска стреляли по толпе, и после того, как несколько сотен бунтовщиков погибли, порядок был наконец-таки восстановлен.
Мятежи, затеянные Гордоном, удалось подавить.
Однако Томас Фитцерберт был болен не на шутку, и хотя температура спала, его здоровье никак не восстанавливалось.
Не поправился он и к началу зимы, поэтому Мария решила повезти мужа на юг Франции, надеясь, что более теплый климат окажется для него живительным. Они сняли виллу на берегу моря, и Мария всячески старалась ублажить больного. Но – тщетно! Легочная болезнь никак не прекращалась.
Тут только Томас в полной мере осознал, как ему повезло с женой. В лице Марии он обрел идеальную сиделку. Она посвящала ему двадцать четыре часа в сутки: сидела рядом с Томасом у открытого окна, выходившего на море, и беседовала о том, что происходит в Англии, ибо ее супруга одолевала тоска по родине. Сама же Мария не испытывала ностальгии. Проведя свое отрочество во Франции, она полюбила эту страну и была бы не против поселиться здесь навсегда.
Однако время шло, и становилось понятно, что во Франции здоровье Томаса тоже не поправляется; даже напротив, он чах день ото дня.
Томас забеспокоился о будущем Марии: ему было известно, что стряслось в конце ее первого замужества. Он знал, что Мария жила бы безбедно, если бы завещание было вовремя подписано, и твердо решил позаботиться о том, чтобы в этот раз печальная история не повторилась.
Томас сказал Марии, что он составил завещание и в случае его смерти она получит довольно большое наследство.
Мария заявила, что не желает об этом говорить, и попыталась убедить Томаса, что все будет хорошо, однако он настаивал на своем…
– Свиннертонское и Норберское поместья должны отойти к моему брату Бэзилу. Я получил их на таких условиях. Эти поместья всегда переходят по наследству к мужчине… а поскольку сына у нас нет…
Мария кивнула. Увы, ей пришлось отказаться от надежды на материнство, ибо можно было сказать почти наверняка, что Томасу уже не суждено стать отцом.
– Однако я все равно позабочусь о тебе, Мария. Дом на Парк-стрит не является частью нашего фамильного состояния. Он станет твоим вместе со всей обстановкой… еще ты получишь лошадей, экипажи и вдобавок – ежегодную ренту в две тысячи фунтов. И хотя ты, моя дорогая, не будешь так богата, как мне хотелось бы, все же я сумею тебя достойно обеспечить.
– Ах, Томас, не будем об этом!
– Хорошо. Но мы договорились. И я могу утешаться мыслью о том, что, если мне суждено умереть, ты не останешься без средств к существованию.
– Вздор! – резко возразила Мария, – Ты не умрешь! Скоро наступит весна, и…
Но весна наступила, а состояние Томаса не улучшилось. Он кашлял все сильнее, и когда Мария увидела на его подушке кровь, у нее, увы, не осталось сомнений…
В мае он умер. Умер тридцати семи лет от роду. Марии же было двадцать пять, и она снова стала вдовой.
Мария уже не была молоденькой девушкой, она дважды овдовела и теперь могла жить, как ей заблагорассудится. Марии очень не хватало Томаса; она с нежностью вспоминала порой о своем первом муже Эдварде, однако неожиданно обнаружила, что и в свободе есть своя прелесть. Мария уже никому ничем не была обязана, а средства, оставленные вторым мужем, позволяли ей вести весьма комфортную жизнь.
