Книга Хамам "Балкания" - Владислав Баяц

После долгих разговоров они смирились. Не согласились принять всей душой и сердцем чужую веру, но поняли, что, помимо этой личной тайны, им не остается ничего иного, если только не изберут путь, ведущий к смерти от своей или чужой руки – без разницы.

Было хорошо, что его слова они не восприняли как поражение, особенно когда он говорил им о вероятной… все-таки… возможной… двойственности в вере. Он сказал им, что никто не в состоянии стереть его память. Даже если он сам захочет это сделать, разве получится? Невозможно решением уничтожить часть жизни, скажем, всю прежнюю жизнь. Да и саму жизнь не могут составлять только избранные дни! Было заметно, что его речи застали их врасплох, но они сошлись на том, что то были слова мудрейшего из них.

Только тогда Баица понял, что из всей этой группы упрямцев только Мустафа, младший брат Хусрев-паши, был определен для продолжения образования и что ему единственному предназначено было служить в ближайшем окружении властелина. Позже он напомнил ему об этом, сообщив в разговоре с глазу на глаз, что у всех их пути вскоре разойдутся и что один он из всей этой группки бунтарей останется в одиночестве, а прочие же, если захотят, продолжат дружбу. А может, они и не захотят продолжить ее. Он посоветовал ему быть терпеливым и дождаться событий, которые непременно вскоре произойдут и принесут с собой перемены.

Также он напомнил ему, что они с ним одного рода.

Глава Е

Когда лорд Байрон в 1814 году опубликовал поэму «Корсар», продажа в первый же день перевалила за десять тысяч экземпляров. Но поскольку он в полном соответствии с аристократическими манерами не пожелал обратить свое творчество в деньги, то книги, понятное дело, продавал не он, а торговцы. Он обладал характером победителя и потому не захотел продавать себя. Таким образом, его произведение обогатило других, а он все глубже влезал в долги, «соответствующие его имени и положению», как сказал бы шармантный толкователь творчества Байрона Зоран Паунович.

Я бы добавил: это пример победоносного превращения математики в литературу. Следует отметить, что это один из редких примеров трансформации в сторону, противоположную общепринятой.

Ах да! Едва не забыл (как те самые знаменитые историки), что одновременно, так сказать, с потерей денег в Англии на Балканах сербы и турки теряли головы. Шла подготовка ко Второму сербскому восстанию, более известному на Западе как Вторая сербская революция. Мертвый капитал с западной и мертвые люди с восточной стороны. Одни покупали за деньги свободу чтения, а другие платили смертью за свободу существования.

Старая добрая Европа в обоих случаях одних освобождала от рабства, а других в рабов превращала.

Все это превращение математики в историю, вливание бухгалтерских методик в литературу… по сути своей, подготовка к рассмотрению стратегии жизни народа и державы, которая наблюдает свое существование во времени и видит его сквозь призму нападения и обороны. Это и есть введение в размышление на тему превращения поражения в победу.

Я был абсолютно уверен, что на отдельных турецко-сербских примерах из истории обоих народов, обеих стран, обеих монархий, как отдельных, так и общих, – мы с Орханом Памуком можем постичь некую, возможно, новую истину. Ну, если не истину, то, по крайней мере, некий факт или хотя бы доказуемое предположение. Я чувствовал неодолимое желание добиться этого.

Памук купил меня фразой, которая начиналась как бы шутливо, но окончание ее не допускало никаких шуток:

– Ты слишком упорствуешь по поводу цифр и писательского труда. Я же могу привести тебе пример, правда, чужой, того, как литература превращается в историю, как фикция становится фактографией.

И тут он процитировал Вольтера, который по случаю знаменитого морского сражения 1571 года при Лепанто / Инебахте между османской армадой и объединенным христианским флотом написал следующее предложение, которое отразило абсурдное соотношение истины и ее истоков: «Казалось, что именно турки выиграли битву при Лепанто» (курсив мой. – В. Б.).

Конечно же, эти слова нуждаются в разъяснении, которое и будет сделано в ходе нашего разговора.

Признаюсь, эта цитата при всей ее точности имела для меня, по крайней мере, двойственное значение, потому как речь шла: а) об одном из редких, несомненных и трагических военных поражений Османской империи; к тому же б) находящейся на пике своего могущества.

Я спросил Памука, чем ему не нравится это поражение.

– Человек может сказать, что это поражение как любое другое. Но в этом случае поражения можно было избежать. Было глупостью допустить его, и, конечно, оно было совершенно ни к чему. Но сыграла свою роль османская имперская кичливость и необоснованная уверенность, вызванная предыдущими победами, и особенно завоеванием Кипра, – ответил он.

– Значит, принятие решения не было единоличным?

– Совершенно верно. Были и тогда осмотрительные, мудрые и опытные люди, которые противились слишком легкомысленному ввязыванию в открытую борьбу.

– И кто же какую сторону занимал? – спросил я.

– Верховный начальник султанского флота Али-паша Муэдзин-заде сумел привлечь на свою сторону почти всех членов совета визирей, высказавшихся за нападение под единодушное восхваление важности и величия предыдущих завоеваний. Кроме того, у него уже была поддержка великого муфтия.

– Так кто же был осмотрительным, кто мудрым, а кто опытным? – я продолжил расспрашивать, зная присущую Памуку путаницу в употреблении эпитетов.

– Второй визирь империи Пертев Мехмед-паша, который занимал в армии положение старейшего стратегического советника, не был уверен в точности сведений о силах неприятеля, особенно при таком пестром их составе. В союз, который в 1571 году сколотил христианский вождь папа Пий V, на этот раз успешно, вошла Венецианская Республика, Испания, Мальта и итальянские города. Но Али-паша не сомневался, что неверные и в этот раз продемонстрируют неумение договариваться, которое прежде не раз делало их слабыми, и не поддался осмотрительности Пертева Мехмед-паши. Великий визирь Мехмед-паша Соколович требовал отложить сражение до следующего года. Мудрость требовала от него выждать, пока флот не подготовится как следует. У него был опыт в таких делах: именно он в свое время, в 1546 году, заменил легендарного Хайреддина Барбароссу на посту капудан-паши османского флота. Прежде всего по той причине, что тот умер, иначе он ни за что бы не рискнул заменить его. Но султан Сулейман Законодатель[6] приказал, и никто не посмел воспротивиться его приказу. А согласившись, при тщательном обдумывании каждого своего решения он опирался на поступки или советы своего великого предшественника. Один из них был таков: никогда не спеши, даже побеждая!

– А опытный, кто был опытным? – продолжал расспрашивать я.