Книга Каменная грудь - Анатолий Загорный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Меня? Доброгастом…
Оглядела его внимательно, сказала, не опустив глаз, будто решилась:
– Как только взойдет луна… Жди!
По уходе девушки Доброгаст выбрал укромное, скрытое ветлами место, разделся и бросился в речку. Так и захватило дыхание. Стал нырять, бултыхаться, совсем позабыв об опасности. Давно уже он не испытывал такого наслаждения. Подставлял разгоряченную грудь ледяным струям, разбрызгивал воду, и неведомое раньше чувство, чистое, сверкающее, переполняло его.
Медленно плыл по течению. Над ним склонялись развесистые ветлы, нежные, как облака, в своем пуховом цветении, и желтокрылая птаха, будто солнечный зайчик, металась с берега на берег, любопытничала, дразнила громким щебетанием. Зацепившись за камышинку, покачивался на воде брошенный Судиславой венок. Доброгаст осторожно взял его, надел на мокрые волосы. Нет, не придет она… Ее княгиня знает, а он всего лишь беглый холоп…
Доброгаст выбрался на берег и стал полоскать рубаху. Долго тер песком, намыливал корнем папоротника, как это всегда делал дед Шуба. Потом развесил рубаху на кусте, кое-как причесал пятерней волосы и лег в тень, потому что солнце уже изрядно припекало.
Опять поползли невеселые мысли. Незачем оставаться здесь. Раз в Киеве нет воли, надо идти дальше, туда, где она есть. А она есть на белом свете, – это Доброгаст знал твердо.
Купание разморило его, он уснул и спал долго, пока вечерняя сырость не подобралась под бока. Открыл глаза. Сад сквозил густой синевой и в этой синеве, как снег в зимних окошках, порхали белые мотыльки. Прозвучала первая робкая трель… Откуда взойдет луна? Да и взойдет ли? Натянув на себя рубаху, Доброгаст ждал. При малейшем шорохе странно екало сердце. То лягушка ворочалась в тине, то шуршала в камышах водяная крыса. Вдруг сорвалась с верхушки дерева грузная птица, зашумела листвой. Робко пискнули проснувшиеся в гнезде птенцы. Опять все стихло, но вот соловей грянул громко, смело. Захлебываясь, выводил колено за коленом. Завороженно стояли деревья, повторяли каждую трель, словно разучивали песню ночевика. Колдовка, а не птица! Ежели долго слушать ее в тишине, то может сердце разорваться, особенно, когда ждешь. Или такое содеешь…
«Придет – не придет! Придет – не придет!» – колотит сердце в груди. Больно слушать ему то заливистую дробь, то грустное посвистывание, то надрывный раскат.
Нет, Доброгаст не должен ждать этой девушки. Он не мог спасти Любаву от степняков, так хоть верность ей соблюдет. Но почему же клубок подкатил к горлу и заныла душа, словно навеки прощалась с чем-то близким, родным.
Луна все-таки взошла. Сначала побледнели на востоке звезды, потом позеленело небо и четко обрисовалась в саду каждая ветка, каждый тронутый серебром лист. Луна взошла.
Хрустнул сучок, зашумела трава, и Доброгаст увидел Судиславу.
Ничего не было сказано, как будто и не о чем было говорить, как будто все было переговорено за долгие годы. Судислава протянула руки, он взял их нежно, но крепко, может, даже слишком крепко, потому что девушка тихо вскрикнула. Они пошли и сели на пенек, совсем, как днем.
– Возьми, – развязала девушка повойник и достала пару сапог, изрядно поношенных, но таких, о каких можно было мечтать: с крутыми носками, с узорными отворотами. Доброгаст смущенно отодвинулся.
– Бери же… Это батюшки моего, погиб он на войне с греками, когда Игорь Старый ходил на Царьград. У князя было много людей, но греки забросали их живым огнем… Тогда-то и сгорел родитель, а матушка изрезала ножом лицо, чтобы не идти второй раз замуж, как повелела Ольга. Красива была матушка.
– Она умерла?
– Свела в могилу княгиня, не простила… А меня приютила. Но все равно я не люблю ее. Страшная она! – заключила Судислава, смотря в речку, где луна разлеталась золотыми кусками.
Казалось, кто-то невидимый старательно прилаживает их один к другому, но они выпрыгивают у него из-под рук.
– Страшная она! – повторила Судислава шепотом и придвинулась к Доброгасту, словно прося у него защиты. – Как она отомстила древлянам! Древляне прислали к ней сватов, от их князя Мала. Сватов посадили в ладью и понесли с почетом. А на дворе была вырыта яма. Их бросили туда и стали сыпать землю. Ольга подошла и спросила: «Хороша ли вам честь?..» Рысь она, рысь!.. И знак этот псковский, пока не крестилась, носила на груди.
– За что же их так? – внутренне содрогнувшись, спросил Доброгаст.
– Они убили Игоря Старого! Они хотели воли и не признавали власти Киева. Они и теперь все никак не утихомирятся. Говорят, один смелый витязь из рода Мала поклялся отомстить Ольге. Имя его Златолист.
– Златолист?!. Но ведь он хуже разбойника, у него тайна с печенегами! – воскликнул Доброгаст и рассказал о встрече в степи.
– Не говори так, Доброгаст! И что за тайна с печенегами?.. Вздор! Он – герой, он ищет воли. Разве ты не ищешь воли? А уж как мне тошно, холодно, как в порубе, куда и солнышко не заглядывает. Ведь здесь я такая же, как и ты, раба. Слышала я от одного гусляра об Оковском лесе. Там тишина… птицы поют неумолчно, дождики идут теплые, мелкие, как из сита, белки скачут по сосенкам… В том лесу все реки берут начало. Уйти бы туда…
– Как же в лесу-то, без людей? – спросил Доброгаст, неловко натягивая сапоги. – Со зверьем…
– Да иные люди хуже зверья! – вспыхнула Судислава. – Каждый день вершится княжий суд: пытают огнем, кожу плетьми сдирают, на стене распинают. Крики и плач – хоть уши затыкай. А то рабов гонят в рогатинах… А я хочу туда, где ничего этого нет, где цветы незабудки и зверушки разные…
Она с надеждой заглянула в глаза Доброгасту:
– Уйти бы туда…
– А что князь? Разве ничего не знает об этом?
– Князь? – вздохнула Судислава. – Он высоко летает, нас не видит.
– Эх! Хоть бы одним глазом поглядеть на него, – вырвалось у Доброгаста.
Помолчали, прислушиваясь к соловьиным раскатам.
– Твой венок, Судислава…
– Зачем ты достал его?
Доброгаст надел венок на светлую головку девушки.
– Теперь ты, как луна, – видишь, и на ней венец.
– Да, жемчужный венец! – отвечала Судислава, заглядывая в глаза. – Я ждала тебя, Доброгаст, долго ждала.
На ресницах ее заблестели слезы, она украдкой смахнула их, засмеялась:
– Так ждала!
– Но ведь ты не знала меня, – пожал плечами Доброгаст.
Девушка откинулась, поглядела пристально, жутко:
– Знала! Ты мне во сне являлся. Был у тебя конь и меч, светлый, как луч. И было это в счастливом Оковском лесу…
Судислава остановилась, нахмурилась, слушала долго, как щелкает невидимая в ночи птица. Потом лицо ее прояснилось.
– Нет… Я и снов-то не вижу. А что ждала тебя—это правда. Вот ведь и не знала тебя, а ждала, потому что одиноко мне.
