Книга Неуловимые Мстители. Наследство Эйдорфа - Григорий Кроних

— Прощай, дядя и не попадайся нам больше.

Подростки, прихватив трофейное оружие, уселись на телегу и двинулись дальше. Им сегодня ночью предстояло сделать еще так много…

— Неужели ты бы нас взорвал? — спросила Натка брата.

— Конечно, если бывает взрывающееся мыло, — серьезно ответил Петька и показал свет ло-корич невый брусок. — Хорошо, что у Жоры в шкафу валяется что попало.

Девчонка дала Петьке подзатыльник и обняла за плечи…

Едва телега отъехала, Славкину, приколотому к спине булочника, словно муха, пришла на ум отличная мысль. Идти одновременно было бы чрезвычайно сложно, но один… Хорунжий объяснил Герману свой план, и тот, кряхтя, взвалил начальника на спину. Так они быстро доберутся до жилых домов и вызовут подмогу. Эти малолетки далеко не уйдут! Булочник медленно переставлял ноги, а хорунжий старался удержать равновесие на его спине, что было не просто, ведь спина Германа оказалась круглой, как его живот. Славкин чуть-чуть переменил положение ног, толстяк под ним качнулся, и они рухнули в снег.

11

— Проходите, фрау, — пригласил Ксанку худой человек с желтым постным лицом. Он был одновременно и секретарем, и переводчиком лейтенанта Корфа.

Оксана вошла в маленький кабинетик и села на предложенный стул.

— Guten Tag, — сказал офицер. Переводчик перевел.

— Здравствуйте, меня зовут Надежда Петрова, я близкий друг одного из шахтеров, работавших в ремонтной бригаде.

Корф кивнул.

— Это большая неприятность и для вас, и для меня тоже. Я был заинтересован в том, чтобы они хорошо делали свою работу, но их арестовало гестапо… Фрау Петрова, вы сказали? Но среди моих рабочих не было Петровых.

— Я просто друг, понимаете? И хотела узнать о судьбе…

— Конечно, — лейтенант не позволил себе ни тени улыбки. — Как зовут вашего друга?

Ксанка покосилась на переводчика.

— Говорите смело все, это мой человек, — мгновенно уловил заминку Корф.

— Меня беспокоит судьба Валерия Мещерякова.

— Вот как? — удивился офицер. — На этого человека я возлагал большие надежды, но он их не оправдал.

— Я уверена, что произошла какая-то ошибка. Валерий не мог сделать ничего плохого.

— Это риторика, фрау Петрова, у нас говорят: гестапо не ошибается.

— Я понимаю, что вы сами находитесь в трудном положении, но все-таки прошу вас узнать…

— Нет, нет, и не думайте! — воскликнул Корф. — Если инженер Мещеряков не виноват, его отпустят, если виновен — накажут. Так что лучше молитесь Богу, только он может выступать посредником в подобных делах.

— Например, он не стал бы одалживать у коменданта его автомобиль, — сказала с нажимом Ксанка. — Вы меня понимаете?

— Вы действительно близкий друг господина Мещерякова, — задумчиво сказал офицер, — он многое вам рассказал… Поймите, фрау Петрова, я не имею влияния на гестапо, это другое ведомство. Скорее оно может повлиять на меня. Зачем же мне попадать в его поле зрения?

— Это случится, если гестапо узнает о вашем предложении моему другу заняться дополнительной работой за отдельную плату. Если не ошибаюсь, разговор состоялся в вашу первую с ним встречу вон в том кафе, — Ксанка показала в окно за спину лейтенанта.

Теперь пришла очередь Корфа покоситься на переводчика.

— Хорошо, я постараюсь узнать о судьбе вашего друга и в конце недели сообщу вам.

— Пожалуйста, сегодня, — твердо сказала Оксана. — Заодно узнайте, как дела товарищей Мещерякова. Может быть, все не так плохо, и они сумеют закончить необходимую вам работу.

— Ладно, — легко согласился офицер, поняв, что иначе от собеседницы он не отделается. — Едем.

Он коротко переговорил с желтолицым переводчиком и, подхватив фрау за локоть, вывел ее из кабинета.

Осторожный немец, подумала Ксанка, решил этого переводчика с собой не брать. Значит, вторую часть разговора переведет другой и ни один не будет знать, в какой истории замешан Корф.

Лейтенант вывел даму на крыльцо и поманил пальцем машину. «Опель» немедленно подкатил, Ганс выскочил и распахнул дверцу перед начальником и дамой. В дороге они были вынуждены молчать, но когда автомобиль остановился у знакомого здания ЧК, лейтенант вышел первым и подал фрау Петровой руку.

— Прошу фас.

Ксанкина рука замерла на полдороге.

— Фы боитесь?

Она пересилила внезапный испуг и вышла из машины. У дверей здания все так же стояли караульные, только теперь в черной форме. Они отдали лейтенанту честь. Он бросил короткую фразу, и они вдруг сделали шаг вперед.

— Я фелел им фас арестовать, — пояснил Корф и внезапно добавил: — Фрау Ларионофа?

Ксанка инстинктивно дернулась, а немец только сильнее сжал ее руку.

— Дома и родные стены помогают, да? Посмот рим, может быть, здесь фам сидеть будет приятней, чем ф другом месте?

Солдаты подхватили словно онемевшую Ксанку и втащили внутрь.

* * *

Вопросы были все те же: «Кто организатор? Сколько диверсантов с ним работало? Кто дал задание? Является ли он офицером Красной армии? Кто обучал его минному делу? Какие явки в городе он знает?».

Валеру пока не били, но спать не давали третьи сутки, и он не решился бы сказать, что хуже. Дважды его допрашивал сам герр начальник гестапо, значит, Мещерякова считают важной птицей. Их можно понять: ликвидировать группу подпольщиков в тот момент, когда они собирались взорвать одну из самых крупных местных шахт!

— Я не диверсант, — твердил, как заклинание, Валера, — у меня даже зажигалки не было, как бы я зажег фитиль?

— Не считай нас идиотами! — орал начальник гестапо. — Кто руководил вашей группой? Как вы поддерживаете связь?

— Никто.

— Значит, ты — руководитель?

— Я бывший главный инженер, теперь — начальник ремонтной бригады.

— Твои рабочие нам все рассказали, брось притворяться, и мы сохраним тебе жизнь!

Валера придерживался одной линии поведения, выработанной еще когда его везли в гестапо. Хотя, когда тебя берут с поличным, любая линия кажется глупой. Даже если никто из рабочих не сознается, ему и его двум спутникам не отвертеться. Странно, что гестаповцы до сих пор не предъявили им отпечатки пальцев, снятые с ящиков и динамитных шашек. Или у них техническая служба не работает?.. Дела остальных шахтеров были бы неплохи, если б было мирное время и если бы для фашистов существовала презумпция невиновности. В глубине Валерий знал, что все рассуждения о шансах на спасение хоть для части рабочих ничего не стоили. Возможно, что группу расстреляют хотя бы для острастки, чтобы предупредить тех, кто собирается им на смену.