Книга Одно преступное одиночество - Анна Данилова

– Ты сегодня завтракала? – спросила Теодора, помогая Мирем, совсем обессилевшей, подняться со скамейки.

– Да, конечно, кофе пила.

– Пойдем ко мне, я кое-что припасла для тебя.

Она привела ее в маленькую комнатку в отеле, где отдыхали горничные. Вскипятила воду, заварила кофе, разложила на тарелке золотые квадратики сливочного масла, крошечные пластиковые ванночки с конфитюром, сладкую кифлу[5] и розоватые кружки копченой колбасы.

– Ешь! Ну, чего смотришь? Тебе силы нужны, чтобы до Москвы долететь! А, понятно.

Теодора достала из ящика стола новенькую пачку сигарет и протянула Мирем, та просияла от счастья и с наслаждением закурила, выпуская дым в раскрытое окно, за которым кружили большие гларусы.

– Будь моя воля, я бы, во-первых, избавила тебя от твоего Меттина, потому что он – дьявол. Я вообще не понимаю, как ты с ним столько лет живешь. Он же высасывает из тебя все соки, пьет твою кровь, грызет твои нервы. На кого ты стала похожа, Мирем? Ты же красивая женщина!

Мирем улыбнулась одними губами – мыслями она была очень далеко, и ей не было дела до Меттина. Она мысленно отрывалась от него, отлетала, улетала…

– А во-вторых?

– Отучила бы тебя от сигарет.

– Но мне нравится курить. Это одно из моих самых сладких удовольствий.

Теодора поджала губы, понимая, что к Мирем не пробиться, что она слишком зависима от сигарет. Как и от Меттина. А жаль.

Выкурив сигарету, Мирем развернула золотой слиток масла и принялась намазывать на ломтик кифлы.

– Вкусно, – улыбнулась она.

Неужели, спрашивала она себя, неужели через несколько дней весь тот ад, в котором она жила долгие годы и который был куда страшнее жизни с Меттином, скоро закончится, и страхи, которые ее преследовали с самого детства, исчезнут насовсем? И к ней вернется сон? Бессонница, которая мучила ее с тех самых пор, как умирающая мать вложила ей в руки полотняный мешочек, закончится? И она перестанет вздрагивать, услышав имена Эмир или Эмиль и даже женские Эмма, Эмилия…

Мирем зажмурилась и замотала головой, чтобы разогнать кроваво-черные, дымные клочки своих кошмаров. Распахнув глаза, снова оказалась в залитой солнечным светом комнатке, перед ней стояла чашка с недопитым кофе, булочка с маслом. А напротив нее сидела задумчивая Теодора.

– Мы и тебе там жениха подберем, обещаю! – хрипловато засмеялась Мирем, похлопывая подругу по руке. – Только бы билет дождаться!

Лена

Как много времени было потеряно – вот о чем я думала, лежа в ванне и улыбаясь тому счастью, что поджидало меня за дверью. У него не было жены, он свободен! Да я об этом даже мечтать не смела! Я и тогда не могла поверить в то, что это правда, потому что такой мужчина, пусть даже и с детьми, не мог долго оставаться один.

Но и не плакать я тоже не могла, слезы душили меня, и я никак не могла найти в себе силы справиться с волнением. Ну почему, почему счастье никогда не бывает полным, почему все то, что составляло сейчас мою радость – Игорь и его дети, – все может исчезнуть из моей жизни навсегда?

Какое убийство, что за бред? Как я могла убить мужа? Я что, сумасшедшая и меня нужно посадить под замок? Я опасна для общества? Но этого не может быть! У меня никогда в жизни не было провалов в памяти! Да, безусловно, тот вечер, когда я расклеивала объявления, не делал мне чести. Да, было в этих моих действиях что-то безумное, вызванное отчаянием, стрессом. Но я живой человек, мне просто было очень плохо, и… Сейчас я уже не могу подобрать нужных слов, чтобы описать чувства, которые я испытывала тогда. Глупость, конечно, идиотизм. Но все это в прошлом. И больше я и вспомнить-то ничего подобного не могу. Я вполне себе уравновешенный человек, адекватный.

Конечно, истинную причину нашей ссоры с Колей я ото всех скрою. Даже от Игоря. И не потому, что не доверяю ему, просто это не моя тайна, вот и все. Эта история всегда будет стоять как бы в стороне, в темном уголке моей жизни. И рано или поздно я о ней все равно забуду.

Я вспомнила одну из наших последних ссор с Колей, связанную с моим желанием взять ребеночка из детского дома. Муж был категорически против, одно только упоминание о детском доме вызывало в нем отвращение, я видела это, чувствовала, и эта его гримаса, словно я заставляла его съесть лягушку, сильно действовала мне на нервы. Для более серьезного, основательного разговора о том, почему у нас с Колей не было детей, мне не хватало документального подтверждения – медицинского заключения о бесплодии одного из нас. Вернее, я-то знала, что здорова, а вот Коля наотрез отказывался провериться. К тому же эту болезненную тему мы могли поднимать, когда наши отношения позволяли нам иметь детей, когда мы хоть и редко, но спали под одним одеялом, а в последние-то годы об этом и речи не могло быть. Но что делать, когда вся моя жизнь в какой-то момент показалась мне совершенно бессмысленной и глупой без ребенка?

Да, я в одной из наших последних ссор с мужем упрекала его в том, что он не позволяет мне почувствовать себя матерью, и мне казалось совсем уж недопустимым, что моя жизнь, мое будущее зависит от человека, которого я, во-первых, не люблю, во-вторых, давно уже не уважаю и даже презираю! А еще мне страшно было подумать о том, что я сама, своими руками превратила свою жизнь в какое-то уродство, в какое-то бессмысленное существование, заперла себя во лжи и бессмысленности. Как я могла допустить, что весь бизнес перешел в руки мужа? И если поначалу он управлял нашими аптеками, то теперь уже управлял и моей жизнью?! Это он мягко отказывал мне в разводе, мягко отказывал в моей просьбе принять участие в оформлении приемного младенца, мягко запрещал мне дышать полной грудью! Думаю, что именно это обстоятельство, эти непонятные отношения с мужем, которые мне и объяснить-то было бы сложно, и заставили меня играть в несвойственную мне игру с Игорем, затуманивая свою сущность и превращая наш с ним роман в какой-то фарс!

Особенно остро я почувствовала всю дешевую театральность нашего романа в ту минуту, когда до меня дошел глубокий мотив Игоря, согласившегося играть по моим правилам – им-то, в отличие от меня, двигало чистое благородство, когда он скрывал от меня своих детей, априори не желая взваливать на меня заботу о них.

И вот теперь, когда я бы с радостью предложила ему свою помощь, с легкостью сбросив с себя ненужные тайны и недомолвки, когда я готова была признаться ему в том, что тяготилась своей невозможностью открыть ему свою душу, надо мной нависла реальная угроза предстать перед судом за убийство, которое не совершала.

Я знала, что за ужином нам предстоит нелегкий разговор и что я должна буду ему рассказать все, что я помню из того вечера, когда убили моего мужа. И я готова была ему все рассказать, разве что слегка подкорректировав тему скандала.

Я догадывалась, что все, что может иметь отношение к убийству, а, значит, и ко мне лично, ведь я – главная подозреваемая, сейчас находится в руках полиции. Значит, и мой ноутбук. Что ж, если следователь окажется внимательным, то он может заподозрить мое чрезмерное внимание к некоторым темам, а потому мне надо подготовиться к возможным вопросам. Но главное должно было сыграть в мою пользу – в истории моих обращений в Сети было очень много материала, касающегося процедуры усыновления. А в ящике моего письменного стола они наверняка нашли блокнот с целым списком детских домов, приютов и номерами телефонов всех директоров и заведующих всех этих заведений. Поэтому в моих разговорах с кем бы то ни было «детская» тема должна быть ключевой.