Книга Сад камней - Яна Темиз

Борис вышел из-под навеса, образованного зарослями дикого винограда и еще чего-то вьющегося и цветущего, и пошел дальше. Лучше встретить Татьяну по дороге: быстрее узнаешь, чем дело кончилось.

Если оно вообще кончилось, а не началось. Борис был историк по образованию и уже в силу этого, по определению или, как теперь модно выражаться, по умолчанию, знал, что конец одной эпохи всегда оказывается началом следующей, а порой начала и концы так запутаны, что и не разберешь, что именно считать началом, а что концом.

Конец любого романа может автоматически стать началом другого. Только вот романы тогда предельно уподобятся жизни, превратятся в этакие бесконечные сериалы, утратят очарование условности, жанровое допущение, при котором автор и читатель заключают безмолвный договор – вот начало, а вот там конец, мы оба это знаем и играем по этим правилам. Даже если хитрый извращенец автор начнет с конца или с середины, бывалый читатель сразу это понимает и оценивает: ах, вот ты как, ну что ж, тем лучше, принимаем твою игру. Бесконечный роман или фильм – это все равно что игра в шахматы на доске с клетками всех цветов радуги. Ни законов, ни правил. Как в истории, где единственным объективным законом является смена эпох, причем даже сами эти эпохи, их начала и концы, определяются весьма условно.

Вот Татьяна начала ездить в Турцию – разве можно было тогда предположить, что из этих ее поездок родится замысел Бориса, который, он был уверен, станет началом нового периода его жизни. Может быть, даже самого главного периода. До этого он был уверен, что для него как личности все закончилось – только Татьянин убогий бизнес, какое-то выживание, попытки что-то заработать, никакой карьеры по специальности, никаких (господи, о чем ты!) научных открытий.

А оказалось, что все это было только началом, и настоящее дело, за которое потом будет не стыдно, еще впереди.

Татьяна стояла около дома с колокольчиками – кажется, когда-то была такая пьеса, и шла она в модном московском театре. Борис уже не помнил, о чем там была речь, но назвал этот дом именно так – «дом с колокольчиками». Хорошо, что нам их не слышно, в который раз подумал Борис, петуха, которого недавно завел сторож, вполне хватает.

Борису нравилось давать имена домам. Он приезжал сюда третье лето и не уставал удивляться тому, как постепенно увеличивается разница между одинаково построенными, покрашенными в один цвет, типовыми домиками. Сначала они все были на одно лицо, неразличимые как близнецы, капли воды, что там еще… он с трудом находил среди них свой и поглядывал на номера. Тогда ни о каких именах и речи быть не могло.

Но вскоре, несмотря на соблюдаемый запрет что-либо пристраивать и перестраивать, дома приобретали каждый свое лицо, становились отражением своих владельцев. А иногда желания этих владельцев казаться не тем, кем они были. Тогда Борис и начал эту игру – давать домам имена, в которую постепенно включались все вновь приезжающие. Котировались имена знаменитые, желательно бывшие названиями книг или фильмов, и когда только что приехавшая Лана, посмотрев, где ей предстоит жить, сказала: «О, дом с мезонином!» – Борис обрадовался: наш человек! И до Чехова почему-то никто не додумался.

У них были уже «дом восходящего солнца», «дом с привидениями», «дом, который построил Джек», «хижина дяди Тома», «кошкин дом», даже «дворянское гнездо», а вот «дома с мезонином» не было.

Теперь дом с мезонином, где жили Лана и Маша, надо было освободить, но что делала Татьяна у явно бесперспективного дома с колокольчиками, было непонятно.

В этом доме хозяева жили все лето, да если бы и не жили, то никого не подпустили бы к своему детищу. Сторож Байрам, этот неиссякаемый источник всех местных сплетен, сказал, что хозяин дома знаменитый адвокат, но сказал он это как-то так, что было понятно – Тань, ну что тебе может быть понятно, вы с ним еле объясняетесь, не выдумывай! – что никакого уважения это у сторожа не вызывает. То ли ему не по душе известность и богатство, то ли профессия адвоката, то ли сам этот господин как таковой.

Адвокат в своем доме души не чаял. Детей у них с женой не было, и все свободное время и деньги они явно тратили на этот дом. И вкладывали в него душу.

Что ж, родители Бориса тоже всю жизнь носились со своей дачей, теперь даже живут на ней постоянно, но разве это сопоставимо? Что там наши шесть соток, с непременной картошкой и изысками вроде флоксов и астр, – посмотрели бы они на местные фантазии! Потому и дома все разные, что никакой картошки, никакой финансовой зависимости от ежегодного урожая, – делай что хочешь, хоть альпийские горки, хоть террариумы, хоть, как у этих, сады камней.

Насколько Борис мог судить, сад камней, устроенный адвокатом, был если не идеальным, то все-таки правильным и продуманным, сделанным не просто так, а вполне компетентно. Не то что взял человек да положил камни на землю, нет – в этом небольшом саду просматривалась система и знание предмета. Борис не особо интересовался японскими чудесами, знал о них не больше и не меньше, чем любой, учившийся чему-нибудь и как-нибудь, регулярно читающий человек.

Кажется, полагается, чтобы с любого места, откуда бы ты ни смотрел, один камень не был виден, но удалось ли адвокату соблюсти это правило, Борис не понимал. Впрочем, его это и не интересовало. Грубо говоря, с жиру бесятся, и все дела!

Предложи нашему дачнику три из шести любимых соток засыпать мелким песочком, да разложить на нем штук десять булыжников пострашнее, да каждый день частыми грабельками тот песочек приглаживать и причесывать, чтобы линии были вроде ряби на воде, да созерцать это чудо до полного просветления души… такое тебе скажет тот дачник, мало не покажется!

Время собирать камни – и сажать на участке картошку, чтобы выжить. Это по-нашему.

Время разбрасывать камни – и воображать, что это нечто высоко интеллектуальное. Совершенно чуждая культура. До альпийских горок, гордо именуемых в дамских журналах «рокариями», некоторые уже дошли: конечно, собрал камни – сделал из них тот самый рокарий, сюда можно и флоксы приткнуть, чтобы картошке просторней было.

Но сад камней… нет, пока не для нас. Не пришло еще то время. Может, где-нибудь на Рублевке?.. Да и там – кто станет сидеть, уставившись на камни, лучше уж на собственный бассейн с красотками или на бутылку!

– Тань, ты чего застыла? Камни созерцаешь?

– Какие камни?! – Татьяна очнулась от явно не связанных с созерцанием камней мыслей. – Совсем обалдел?! Я, между прочим, делом занимаюсь…

Конечно. Она всегда занимается делом, а он так… просто живет, камни разбрасывает. Ладно, подожди, вот займусь настоящим делом, по-другому заговоришь. Придется тебе шофера искать, мне тогда не до твоего мелкого бизнеса будет.

– Криса нет, – доложил он, чтобы не слушать, – уехал куда-то.

– Да черт с ним, с Крисом, я договорилась уже… ну, вернее, почти. С Эмель, – она кивнула на дом, участок которого граничил с садом камней. – Вот только вечером муж ее приедет… турчанки эти! Ни черта без мужа не решают! Сама: да-да, конечно, как же не помочь, я бы с удовольствием… но: вот муж приедет, вот я его спрошу…