Книга Яблоки горят зелёным - Юрий Батяйкин

– Милиция! – крикнул пронзительно таможенник. И вот – подбежали, скрутили Раю и втолкнули в тот же «воронок», который, словно этого и ждал, тут же рванулся с места.

«Да, без провалов в нашей работе не бывает», – безразлично подумал Сигимицу и пошел к трапу «Боинга», где от души радуясь чужой беде, уже наслаждались статусом экстерриториальности Бочкин, Окладов и Погадаев. Не знали компаньоны, что Сигимицу подсунул им фальшивые чеки.

– В школу шпионов их отдам, – сказал себе самурай и невозмутимо уселся в углу.

И вот зарокотали моторы, и взмыли в небо зарубежные аэропланы, увозя с собой торговца живым товаром и патриота Японии – Сигимицу. И совершивших самое тяжкое преступление – измену Родине – четверых бывших советских граждан, получавших лестные отзывы товарищей по работе.

Итак, дорогой читатель, ты уже, наверное, догадался, что наша повесть подошла к концу. Но есть, правда, еще одно невыясненное обстоятельство, и поэтому заглянем на прощанье в «воронок» и посмотрим что там.

Тем временем, как самолеты уносили от законного возмездия глупых предателей, в неосвещенном «воронке» шла какая-то возня.

Это галантный Муромцев впелёнывал, как в кокон, Раечку в кимоно то ли случайно, но, скорее всего, нарочно натыкаясь руками на ее прелести при каждом торможении или повороте машины. К слову сказать, ей это было отнюдь не неприятно.

Наконец машина остановилась у здания Моссовета. Швейцар-англичанин, принявший в свое время по ошибке советское подданство, проводил их по зеленой лестнице в верхний зал.

Рая шла и недоумевала, надеясь на худшее, а Муромцев загадочно улыбался.

На минуту они остались одни. Но тотчас же, не успели руки Муромцева в очередной раз коснуться сквозь толстое кимоно Раиных гениталий, отворилась дверь и, приветливо улыбаясь, вошел Всесоюзный староста с какими-то коробочками в руках.

– Дорогие мои, от души поздравляю вас! – сказал он. – Указ этот гребаный читать не буду, все равно я без очков ни хрена не вижу, а очки изданул то ли кто-то из посетителей, то ли из аппарата. Возьмете его с собой, – сказал он, пряча Указ к себе в карман. – В общем, дорогие мои, вы – Герои Советского Союза. – И он приколол им какие-то значки на грудь, обняв и трижды по-русски расцеловав, а Раю при этом – в губы. – Но, я думаю, значки значками, а наличные вам тоже не помешают. Вот, – сказал он, – здесь ровно двадцать пять процентов, по закону, можете пересчитать, в каждой из двух пачек должно не хватать по пятьсот рублей. А насчет наказания этих педерастов вы неплохо придумали, пусть помучаются на чужбине, хи-хи… Честно говоря, от вас, Муромцев, я этого не ожидал. Но все же, хоть вы и бывший ротмистр, тем не менее русский человек, хотя, – он кивнул в сторону Раи, – женщины, при всех обстоятельствах, все-таки ближе к Родине. Ну, пора прощаться, – сказал он. – А вас, – обратился он к Рае, – внизу ждет еще один сюрприз.

– Служим Советскому Союзу! – дружно гаркнули Муромцев и Рая.

– Ну-ну, – добродушно сказал Калинин, – к чему это, здесь все свои.

– Прошу вас, сообщите на работу, чтобы прогул не ставили, – попросил Муромцев.

– А вот этого не могу, увольте, – дисциплина есть дисциплина, – ухмыльнулся Михаил Иванович.

Когда за ним закрылась дверь, явился тот же швейцар и повел их к выходу. Рая, польщенная словами руководителя о Родине, не чуяла под собой ног. А у выхода ее вообще чуть не разбил паралич.

Ей навстречу поднимался со счастливым лицом генерал-маршал Дубосеков, который десять лет назад выгнал Раю из дома за то, что она украла из его кармана двадцать копеек на мороженое.

– Рая! – крикнул он.

– Отец! – рванулась она и, ослабев, повисла у него на шее.

– Поедем скорей домой, – сказал Дубосеков, словно вчера только выгнал ее из дома.

– Нет, папа, сегодня я не могу. Я еще должна выполнить свой женский долг. Если хочешь, можешь меня подвезти до котельной.

Дубосеков понимающе взглянул на Муромцева и залихватски сказал:

– Что ж, дело молодое, – и подмигнул обоим, отчего им впервые в жизни стало стыдно.

В машине он пел «Были когда-то и мы рысаками…» и глупо и смешно улыбался. По дороге Муромцев купил в «Праге» шоколадный торт с зайцами, жареного гуся и корзину шампанского.

Подъехали к театру и, отделавшись от надоедливого Дубосекова, от которого к тому же разило спиртным, что бывало с ним уже не раз, вошли в котельную.

Истопник подбежал к клетке, где околевали от голода и жажды полсотни крыс, бросил им торт и налил в чашку шампанского. Машка, не глядя на угощенье, вылезла из клетки и ласково прикусила ему палец, ревниво посматривая на Раю.

– Ну-ну, милая, – растроганно сказал истопник, – я тебе скажу по секрету, – и он зашептал ей на ухо: – Я ведь из-за тебя в Союзе-то остался.

Машка вытаращила от удивления розовые глаза, но, безошибочно почувствовав звериным чутьем, что Муромцев говорит правду, сказала:

– Дурачок ты. – И, закатив глазки, замурлыкала.

Истопник поил ее из соски особой дистиллированной водой, что она очень любила, так как помнила, как он выкармливал ее, когда она была еще совсем маленькой.

Он подумал: «А кого еще любить-то здесь?» – и вдруг, вспомнив про Раю, осторожно положил Машку на пуховую подстилочку и, обернувшись к девушке, встретился с ее сияющими глазами.

Она стояла совсем голая, чуть вздрагивая от сквозняка своим юным прекрасным телом.

Муромцев подошел к ней и погладил по распущенным волосам, а она прижалась губами к его плечу. Потом они развели огонь в печи и легли в постель.

По правде говоря, они вставали оттуда лишь один раз, чему свидетель обглоданный гусь и пустая корзина из-под шампанского.

В эту ночь Рая вознаградила Муромцева так, как никто не может вознаградить мужчину, кроме женщины, которая его любит.

Утром, надевая пиджак, Муромцев невольно взглянул на Золотую звезду и обомлел. Вместо нее на пиджаке был приколот значок «Турист СССР I разряда».

В это время послышался удивленный возглас девушки, и она подошла к нему, держа в руках точно такой же.

– Ну и «петух»! – только и смог сказать восхищенный Муромцев.

Праздники кончились. Наступали унылые советские будни. Рае предстояло выбирать между тремя вокзалами и генералом милиции Дубосековым, а Муромцева уже несколько дней ждал на стене ВЫГОВОР по отделению за прогул без уважительной причины.

Продолжение

Через год после описанных нами событий Муромцев неожиданно получил повестку в КГБ.

«Идти или не идти? – думал он. – Может, сразу в бега податься?»

«Найдут, – подсказывал ум. – Ты иди, но кого-нибудь предупреди». – «А кого?» – «Американское посольство, например».

В день визита Муромцев так и сделал. Опустил письмишко в почтовый ящик рядом с фигурой до бровей закутанного в тулуп милиционера с «лейкой» на шее, кинулся в такси и помчался на Лубянку. Но когда он вбежал в кабинет, то почувствовал, что опоздал: на столе перед сидевшим в кресле майором уже лежала фотография, на которой было ясно видно, как Муромцев опускает в ящик посольства злополучное письмо, а рядом лежало и само распечатанное письмо.