Книга На фиг нужен! - Татьяна Булатова

«Как будто из другой жизни», – вздохнула Машенька и включила сотовый, надсадно зазвякавший от потока приходящих сообщений. «Абонент такой-то не может вам дозвониться» – читала она и улыбалась: этим абонентом был Миша. «Скучает», – обрадовалась Маша и перезвонила ему, чтобы вновь поблагодарить за верность интересам семьи и за решение сохранить брак, невзирая на массу отягчающих обстоятельств. «Абонент временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее», – донеслось до ее ушей, и желание увидеть мужа стало еще сильнее. По дороге домой Машенька, не переставая, набирала Мишин номер и всякий раз натыкалась на знакомое сообщение: «Не доступен… Попробуйте… Не доступен… Попробуйте».

«Последний раз», – пообещала себе Маша и предприняла еще одну попытку дозвониться, которая неожиданно оказалась успешной: Рузов откликнулся после первого же гудка.

– Да, Машуль… – прерывающимся, словно после долгой пробежки, голосом ответил он и откашлялся в сторону. – Ты уже дома?

– Нет, – ответила Машенька и, не выключив телефон, опустила его в сумку: говорить больше было не о чем, достаточно было услышать это дыхание, дыхание спринтера, пришедшего к финишу. – Совет да любовь, – пробормотала себе под нос Маша и поняла, что жить ей больше незачем.

* * *

Трясясь в маршрутке, она спокойно размышляла о том, что называется «последним распоряжением усопшего». «Наверное, надо заехать к маме и к Ируське попрощаться», – промелькнуло в ее голове и исчезло: не хотелось терять ни минуты. Машенька порылась в сумке, достала ключи, переложила их в карман и пересела на первое сиденье, поближе к выходу.

«Быстрей бы!» – торопила она время и не отрываясь смотрела в окно, отмечая, сколько еще осталось. На остановке возле торгового центра Маша вышла, отметив для себя нетипичную для пятницы безлюдность: ни одного человека, только огромная блохастая псина возле урны. «Лежишь?» – поприветствовала ее Машенька и потянулась, чтобы погладить. Напугавшись протянутой руки, собака вскочила на ноги и злобно оскалилась. «Дурочка!» – ласково пропела ей Маша и направилась к ларьку с многообещающей вывеской «Мясные деликатесы».

– Дайте докторской, – обратилась она к изнемогавшей от скуки продавщице и оглянулась: псина стояла на прежнем месте.

– Для себя берете? – рассекретила Машеньку стоявшая за прилавком женщина, уставшая огорчаться от того, что вверенные ей «мясные деликатесы» будут уничтожены не самым достойным потребителем. – Если для этой, то и ливерной обойдется. Не самая голодная. Ее тут многие прикармливают, поэтому и сидит, караулит. У-у-у! Прорва мохнатая! – погрозила она пальцем сидевшей неподалеку собаке и взялась за батон колбасы. – Мне-то чё? У богатых свои причуды! Сколько ей?

– Как рука возьмет, – невнятно определила объем Маша, что привело продавщицу в бешенство.

– Что значит «как рука возьмет»? – взвизгнула она, словно Машенька замахнулась на святая святых – узаконенную в России таблицу мер и весов. – А если рука целиком возьмет? – тетка потрясла перед Машиным лицом батоном колбасы.

– Тогда целиком давайте, – подтвердила свою готовность заплатить за продукт Маша и обнаружила, что псина подобралась к ней поближе. – Только если вам не сложно, разрежьте ее на несколько частей.

– Вот возьмите сами и разрежьте, – проворчала продавщица, но просьбу выполнила: на какой-то момент стало жаль эту стоявшую напротив дуреху, выкинувшую на ветер столько денег.

– Спасибо, – поблагодарила ее Машенька и, постукивая по бедру ладонью, жестом подозвала собаку к себе.

– Жулька ее зовут, – высунувшись из ларечного окна, подсказала внезапно подобревшая тетка и выкинула какие-то обрезки: – Иди жри, лярва!

Дождавшись, пока Жулька подберет с земли заветрившийся мясной мусор, Маша достала из пакета шмат колбасы и показала его собаке:

– Идем со мной, – поманила она ее и медленно побрела в сторону дома.

Обалдевшая от счастья псина всю дорогу шла рядом, останавливаясь только для того, чтобы слопать причитавшийся ей кусок колбасы. Пока Жулька ела, Машенька терпеливо поджидала ее, не переставая думать о «пустяках». Например, о том, как Мальчик-с-пальчик бросал хлебные крошки, по которым потом намеревался найти дорогу домой, а их склевали птицы. Теперь-то она хорошо понимала, что такое исчезающая на глазах последняя «крошка» надежды, и поэтому внимательно вглядывалась во все, что попадалось ей на глаза. «Должен быть какой-то знак», – бормотала себе под нос Маша и напрасно озиралась вокруг в поисках «подсказки», но, кроме заискивающе заглядывающей в глаза Жульки, рядом никого не было. «Только ей и нужна», – подумала Машенька и вспомнила о дочери, цинично назвавшей ее сегодня «отработанным материалом». «Плевать», – честно призналась она себе и попыталась представить, какой будет Мишина реакция, когда тот обнаружит ее болтающейся на балке второго недостроенного этажа. Где-то она читала, что смерть через повешение сопровождается массой неприглядных нюансов вплоть до непроизвольного опорожнения мочевого пузыря, но сейчас это было абсолютно не важно: смерть в принципе безобразна. К тому же страх нелицеприятно выглядеть на смертном одре уже один раз сыграл с ней злую шутку. Помнится, тогда Маша боялась утратить рассудок, наивно полагая, что это можно сделать только в бредовом состоянии. Но на самом деле – рассудок она утратила в тот самый момент, когда не сумела справиться с собственной ложью и попыталась предстать перед мужем циничным человеком, только и думающим о том, как продлить сомнительное удовольствие на стороне. «Люди, влюбленные в жизнь…» – горько усмехнулась себе под нос Машенька, повторив Мишино выражение, и отомкнула калитку:

– Проходи, гостем будешь, – пригласила она Жульку и первой вошла во двор.

Псина степенно последовала за ней и, обнаружив пустую конуру, оставшуюся от прежней собаки, сразу же заняла ее, продолжая глазами следить за новой хозяйкой.

– Выгонят тебя, дурища, – пообещала Маша Жульке и тоскливо обвела взглядом двор, пытаясь запомнить эти вымахавшие за пятнадцать лет елки, стоявшего под ними грязного пластикового гнома с облупленным фонариком в руке и синий лоскут майского неба.

Сделав над собой усилие, Машенька перешагнула через порог и, прихватив из бывшей мастерской моток шелкового шнура для занавесей, полезла на второй этаж, отметив про себя недовольное рычание Жульки. «Чует, видимо», – решила она и, встав на старый табурет, оставленный для грязных работ по дому, попробовала перекинуть моток через балку: ничего не получилось. Тогда Маша подтащила заляпанные побелкой козлы, взобралась на них с табурета и спокойно приладила шнур к балке, пытаясь соорудить петлю. Пока думала, как это сделать, трижды принималась лаять оставленная внизу Жулька, словно уговаривая Машеньку не делать ничего дурного.

«Господи! – разозлилась на собаку Маша. – Повеситься и то спокойно не дадут».

– Фуу! – прокричала она Жульке, как будто та могла ее услышать, и наконец-то накинула петлю на шею: – Последнее слово осужденного. – Маша еще пыталась шутить. – Простите меня все. Пожалуйста… – попросила она, и на «пожалуйста» ее голос сорвался: Машенька заплакала. – Господи, господи, – повторяла она снова и снова, собираясь с духом, чтобы шагнуть вниз, но не успела.