Книга Кодекс бесчестия. Неженский роман - Елена Котова

– Сказал же, два кипрских оффшора.

– Вот и прекрасно… Алле! – закричал Заяц в мобильник, начавший уже в пятый раз играть «раскудрявый клен зеленый, лист резной…». – Приветствую самую красивую женщину финансового истеблишмента! Все в силе? Мы выдвигаемся. Да, с документами, с расчетами… Времени много не отнимем. Олечка! Ты завтра со мной отужинать сможешь? Не отказывай верному обожателю. Подумай, пока мы едем, добренько?

Ольга Сергеевна Красовская возглавляла второй клиентский департамент, самый большой и самый доходный. Ее департамент обслуживал весь крупняк и оборонку и ни разу не был затронут чистками, которые время от времени устраивал Александров, убежденный, что каждый рано или поздно либо прекращает работать, либо начинает воровать. Красовская была примадонной, первой леди. На ее департамент приходилось почти половина оборотов банка, а на саму Ольгу Сергеевну – больше половины помоев, которые выливали все на всех в кабинете Александрова практически ежедневно. По поводу Красовской Александров неизменно отвечал, что она – крепкий профессионал, и это была правда.

Примадонна сидела за огромным столом, щурясь от весеннего солнца, светившего в левую щеку, и расписывала бумаги. На вошедших она едва подняла глаза и снова уткнулась в бумаги.

– Ольга Сергеевна! Вы по-весеннему неотразимы, – с порога заорал Заяц.

– Садитесь…

Красовская не пересела за переговорный стол, посетители примостились за приставным столиком напротив. Не отрываясь от бумаг, бросила Чернявину визитку, нажала кнопку селектора:

– Оксана, задерни шторы и кондиционер включи. Бегом. – Наконец подняла глаза на Зайца: – Документы принесли? Сорок миллионов? На что кредит?

– Как теперь модно выражаться, на слияния и поглощения. Но мы люди мирные, никого не поглощаем, а сливаемся в гармонии с вашим уважаемым банком. Складываем стратегический, можно сказать, холдинг…

Красовская перебила его:

– Финансовая отчетность и документы по объекту залога где?

– Есть, все есть… принесли.

Красовская пролистала поданные бумаги.

– Как перераспределяются акции?

– Принципиально с Константином Алексеевичем договорились так, – Заяц подсунул Красовской еще листочек.

– В залог – акции, так я понимаю? Кто оценку делал? Оксана, мне еще залоговика и юриста.

– Я же говорил тебе, Юрий Сергеевич, что Ольга Сергеевна – крепкий профессионал. Все как по нотам, чувствуешь? Уже, считай, наш кредит в работе. Олечка, завтра как насчет ужина?

– Завтра пятница, я женщина семейная.

– Тогда чайку просто выпить по дороге домой. Проедешь мимо «Мариотта», душа моя? Дотрем детальки, чтоб точно к ближайшему кредитному успеть.

Что именно Заяц собрался дотирать с Красовской, он объяснил Чернявину по дороге к машине.

Глава 5. Будни

В понедельник Александров чувствовал себя разбитым. Знал же, что не надо было в ночи ехать к Скляру на озеро, но дал себя уговорить. Всю субботу катались на яхтах, он простыл, несмотря на солнце. Какая глупость – кататься на яхтах в конце февраля! Потом много и долго ели и пили. Потом поперлись на другую сторону озера на дижестив, легли поздно. В воскресенье – то же самое. По дороге в аэропорт попали в вечернюю пробку, в Москву прилетели глубокой ночью.

«Ведь все известно было с самого начала, – думал Александров, разглядывая выбритую щеку в зеркале. – Все известно… Самолет под парами три часа продержали, что было тоже известно. Разве Катюню из-за стола вовремя вытащишь? И как буду чувствовать себя в понедельник, тоже было известно. Зато Скляр – в наваре, оставил свой «фалькон» в Милане, на моем вернулись. Заберет в другой раз… И это было заранее известно».

Не известно только, примет ли его «папа», и когда. В том, что Скляр не слезет со своего родственника Португалова, Александров не сомневался. Скляр и раньше-то был первым интересантом качать из Русмежбанка деньги, а уж с учетом его нынешней лесной санитарии… И еще неизвестно – с чего вдруг Скляр пустился в философские откровения во время воскресного застолья. Именно из-за этого они и приехали так поздно в аэропорт, просадив кучу денег за простой самолета под парами.

– Под такое вино, можно позволить себе вспомнить, что даже у меня есть свои лучшие стороны. И даже слабости. Тянет меня вином заняться, – Скляр крутил бокал с золотистым напитком, разглядывая его против солнца.

Они сидели за столом на огромной застекленной террасе. Стекла, судя по всему, ближе к лету снимут. Терраса была вымощена состаренной плиткой и увита, видимо, виноградом – из земли торчали аккуратно подрезанные лозы, которые тоже к лету обрастут листочками и потянутся по перголе вверх.

– Вином? Неожиданно, – рассеянно бросил Александров. Ему было наплевать и на лучшие стороны Скляра, и на его слабости. Чувствовался легкий озноб – не надо было куртку снимать на яхте. Росло раздражение от того, что все затягивается, что он мог уже вчера отсыпаться в одиночестве у себя на даче. А должен сидеть тут и через силу складывать в себя спагетти с трюфелями. И вообще, два дня общения – хоть с кем, а со Скляром в особенности, – перебор.

– Эх, не были вы еще у меня на Сардинии, вот где красота! Краски яркие, солнце, жара. А кругом виноградники… Замышляю в тех краях новый бизнес. Такая поляна…

– Значит, с лесом еще не решил? – тут же поддел Платона Коля. – Может, мы легким испугом отделаемся, а ты по Италии зубами щелкать пойдешь? Если надо, мы тебя с правильными людьми в Mediobanca сведем.

– Нет, мужики, от леса вам не отвертеться. Но непременно затащу вас обоих на Сардинию.

– Вино отменное, – согласился Коля, – это у тебя с Сардинии? Я сегодня даже без виски, как паинька.

– Отменное. И вы, мужики, тоже отменные. Если б вы знали, как я ценю наши отношения. Мы настоящие, умные, сильные пацаны, до донышка понимающие жизнь. До самой последней капли, до послевкусия.

– Герцог угощал нас неотравленным вином? – с ласковой улыбкой спросил Коля. – Опять задумал что-то, Платон Валерианович?

– Нет, Коль, я просто в Италии всегда добрею. Мы жесткие, часто агрессивные, иногда беспощадные, – продолжал Платон. – Все это есть, но больше нам это приписывают. Приписывают люди мелкие, которые всего страшатся, но втихую обворовать и смыться – это пожалуйста. И напоследок нагадить в знак благодарности.

– «Напасть и отобрать, украсть и перепрятать». Максима не нова, Платон.

– Это не максима, а медицинский факт. Вот я и не понимаю, как Костя мог ввязаться в проект с двумя мелкими гадёнышами.

Александров глянул на часы:

– Была у волка одна песня… В аэропорт пора выдвигаться, а то в пробку попадем.

– Костя, в пробку мы уже попали, теперь уж лучше до вечера переждать. Девушки, еще винца?