Книга Ливанская трясина. Война без победителей - Олег Якубов

Не вышло из нас беженцев.

Позвонила Машка. Мне даже неловко было ей признаться, что мы дома. Она не сразу это поняла.

Позвонила маме. Наговорила ей анекдотов и попросила не читать газет и не смотреть телевидение.

Позвонила Натану. Сидит, бедняга, троих младенцев нянчит и новости в Интернете смотрит.

Позвонила Ире. Я даже не сомневалась почему-то, что она никуда не уедет.

Позвонила Ире и Андрею. Стоят возле бомбоубежища наготове и новости слушают. Вчера они ночевали у друзей в другом городе, сегодня вернулись.

ПО ТВ сказали, что можно выйти из бомбоубежища. Мы решили пойти погулять. Не успели одеться, как снова машина, и всех загнала в укрытие. Все, что я смогла сфотографировать, это как мужик в доме напротив закрывает окно в комнате безопасности. А я еще даже не была под обстрелом. Сын был, муж, когда его забирал, был, почти все друзья и знакомые попали. А я — нет. Может, мне поэтому и не страшно.

ГЛУПАЯ СОБАКА

Сегодня мы с ребенком эвакуировались в Хайфу. Только расположились и я задремала, а тут сирена. Звонит с работы Галя: «Спускайтесь в бомбоубежище!» Беру ребенка, собак и иду. Все соседи бегают по лестницам, бомбоубежище закрыто, а ключи неизвестно у кого. Я шла с ключами от квартиры в руке, так меня чуть не разорвали. А еще у меня убежала собака. Я человек к собакам непривычный, а тут еще и сирена. Я забыла посадить их на поводок, а дверь подъезда была открыта, вот они и пошли по привычному маршруту, а не в убежище. Умная собака вернулась, а глупая убежала. Носится по полянке, в руки не дается. Я бегала за ней, наверное, больше часа, она меня совершенно не слушается. А вот Галя гуляет с ними без поводка, они ее слушают с первого звука. Я домой вернулась, думала, она тоже вернется. Вышла через десять минут на улицу — сидит на том же месте, где я ее и оставила. Не могла я ее там бросить, несмотря на бомбежку, для Гали же она как ребенок. Это все равно как я ребенка кому-нибудь доверю, а мне скажут, мол, убежал твой мальчик, а догнать не смогли. Сюр какой-то: сирены, взрывы, а я на улице собаку ловлю. Потом я взяла умную собаку на поводок, вышла и зашла, а эта дурочка с нами вернулась.

Ключ от бомбоубежища нашелся только к последней сирене.

Необходимость

Собираю детские вещи. Реву. Как-то так получилось, что за двенадцать лет мы с сыном еще не расставались ни на день. Мы решили отправить его на каникулы к дяде в Германию, пока все не закончится. Я собрала ребенкин чемодан и начала носиться по дому в поисках какой-нибудь ленточки, чего-нибудь такого, что можно повязать на чемодан, чтобы его потом можно было быстро отличить при получении багажа. Вовка, муж подсказал. И я привязала оранжевую ленточку, которая сохранялась у нас со времен, когда евреев выселяли из поселения Гуш-Катиф и эти ленты раздавали всем протестующим против выселения на всех перекрестках. Это так символично, что если снять эту сцену в кино, критики скажут, что такого в жизни не бывает.

МОЖНО СДЕЛАТЬ ПОКУПКИ

Проехала полицейская машина и хриплым дребезжащим голосом прокричала, что если мы хотим сделать покупки, то надо их сделать до 12 часов. Все зашевелились, пооткрывали окна. Люди вылезли на балконы, повсюду заездили машины. Пойду и я прогуляюсь. Есть жизнь! Рабочие распиливают и убирают деревья, ездят велосипедисты, люди ходят, светофор работает, движение.

Подумала, что надо бы купить и отправить ребенку каких-нибудь книг, чтобы за полтора месяца не забыл буквы. Но это нереально сейчас, для этого одновременно нужны открытый книжный магазин и работающая почта — недоступная нам теперь роскошь.

Снова сильный взрыв где-то рядом. Твержу себе: «Это мы их, это мы их». Но, к сожалению, очень похоже, что это они нас.

Решаю помыть посуду. Еще один взрыв! Ого какой! Пулей влетаю в бомбоубежище и впервые закрываю в нем дверь. Руки дрожат. В окно вижу, как в соседний дом, вприпрыжку, пригибаясь, бежит подросток. Выглядываю, все бегут к дому на соседней улице. Я, конечно, схватила фотоаппарат и выбежала. Поснимала и вернулась. Навстречу мне бежит женщина: «Где упало? Какой дом?» Я сказала. Она схватилась за голову и закричала: «Натали! Это квартира Натали!»

Свет отключался, после этого отрубилось спутниковое телевидение, я осталась без телевизора. Надо завести радио на батарейках. Холодильник, слава Богу, пока живой, и мой любимый «комп» тоже.

От бесконечных телефонных разговоров сильно болит левое ухо. Кажется, левая половина головы раскаляется и приваривается к телефону. Вот сейчас опять были взрывы, а у меня уже нет сил снова звонить и проверять, все ли на месте.

«Нас бомбят, пришлите техника!»

Вчера, когда у меня отрубилось спутниковое телевидение, я позвонила в отдел техподдержки.

— Здравствуйте, у меня не работает телевизор.

— А как это случилось?

— Нас бомбили, ракета попала в соседний дом и телевизор теперь не показывает.

Девочка на том конце провода начинает заикаться, вместе пытаемся нажимать на кнопки, телевизор не реагирует.

— А вы не могли бы прислать техника? — ласково спрашиваю я.

Девочка теряет дар речи. Снова продолжаем упражнение и я вдруг вспоминаю, что коробка спутникового вещания подключена у меня через видео, а так как электричество отрубалось, мне надо его лишь включить. Радостно сообщаю об этом девочке, она счастлива, мы тепло прощаемся.

Я стала заметно хуже соображать. Необходимы значительные усилия, чтобы сосредоточиться и собрать мысли в кучку.

Телефонофобия

Во вчерашней атаке в Нагарии у входа в бомбоубежище погиб «русский» парень, друг моих знакомых, его лицо мне знакомо. Надо бы им выразить сочувствие, но я уже не могу видеть телефон, с утра больше десятка звонков. Уже неделю собираюсь позвонить Сергею, но никак не могу себя заставить. Есть еще множество знакомых, о которых я ничего не знаю, но никак не могу выбрать время позвонить.

Вчера соседний дом покинули три семьи. Я наблюдала с балкона, как они пакуют чемоданы. Папа неторопливо носил вещи, мама очень быстро бегала с сумками. Потом они бегом вывели детей — грудного младенца, девочку лет семи и парня лет тринадцати. Сзади семенила старенькая мама. Особенно дико это смотрелось на фоне спокойно гуляющего с собакой мужчины. В соседнем доме осталось только две семьи. Одна из них — ливанские беженцы с четырьмя детьми.

Вовка говорит, что осталось больше: за ночь еще в двух квартирах изменилось положение жалюзи. А в нашем доме остались мы и соседи по лестничной клетке, я слышала, как они открывали дверь. После того, как ракета упала на соседний дом, мне позвонила соседка и попросила посмотреть в окно на их машину, не побило ли их осколками. Вообще ракеты сейчас падают совсем другие. Они разрываются в воздухе и все решетят осколками.

Сегодня на работе была сирена. Без взрыва. А потом был взрыв без сирены. Отключили свет. Потом никак не могли наладить связь. Потом долго мучались без кондиционера, который никак не хотел включаться. Слушали по радио, где упали ракеты. У нашей знакомой дома остался двенадцатилетний сын, и она, находясь на работе, по телефону умоляла спуститься его в убежище, а он не хотел, потому что сирены не было.