Книга Жизненный круг - Ирина Кедрова

Утром рассмотрели солдаты свой контрольно-пропускной пункт: куда ни глянь – степь простирается. Ненаезженная дорога проходит через пункт и упирается в горизонт. Старшина отделение построил и разъяснил: здесь они будут нести важную государственную службу, а посему обязаны никого без специального разрешения не пропускать за пределы заграждения. Да кого тут пропускать? Целый день сторожили: ни одна душа не появилась.

Дом подправили, крышу залатали. Еду сами готовили. Воду им привозили один раз в сутки, была она теплой и невкусной, с солоноватым привкусом, однако скоро к ней привыкли. От размеренной жизни в военном городке и приятных утех с женой командира попал Николай в забытый богом край. Может, это Алла Дмитриевна таким способом от него избавилась? А может, и правда, такая служба нужна сейчас Родине?

Примерно через неделю мимо пропускного пункта пошли машины с солдатами, переправляли в неизведанный край строительную технику и различный стройматериал. По всей видимости, где-то возводили важный военный объект. Потом стали прогонять скот: коров, овец, свиней, на машинах везли домашнюю птицу.

Наверное, надолго обосновываются, и кормить хорошо станут. Солдаты, дежурившие на пункте и проезжавшие мимо, перебрасывались шутками. Здесь, вдали от родного дома, встретил Николай дружка закадычного, ушедшего в армию на год раньше. На разговор у них было несколько минут.

– Далеко, Серега, едете? – спросил Николай.

– Да кто знает? – ответил тот. – Ночью по тревоге подняли, ничего не сказали.

Многое хотелось узнать, но главное, о доме родном, потому Николай и спросил:

– Дома-то как? Пишут?

– Давно весточки не было. А тебе?

– Какая весточка сюда доберется? Переживу, год служить осталось. А ты скоро домой? – спросил Николай, завидуя другу: на год раньше в родное село вернется.

– Скоро, если жив останусь.

– Ну да? Вам туда жрачку знатную гонят и стройматериалы. Никак город строить будете.

– Не знаю, только, скажу тебе, Колян, подписку с нас взяли о неразглашении. Зря такую брать не станут. Ты уж никому не говори. Если что, домой вернешься, к моим зайди, – тоска звучала в голосе Сереги.

Тоска пробиралась и в Николаево сердце, только надо эту тоску от себя прогнать, надо перевести разговор на что-то веселое.

– Да ладно тебе, – бодро произнес он, – ты раньше меня дома будешь. Смотри, соседку мою, Нюрку, не тронь. Пишет, что ждет меня. Жениться на ней хочу.

– На этой пигалице?

– Да выросла уже. Ты-то и не видел, какой девкой стала. Потому предупреждаю.

На том разговор оборвался. Говорили бы долго, да армейская служба не позволяет: прогудел Серегин грузовик на прощание и умчал его в далекую степь.

Прошел, наверное, месяц тоскливо-странной жизни, давно прекратились массовые проезды через их пункт. Николай часто вспоминал родное село, расположившееся на холме и склонах, поля и леса неохватные, меняющие цвет от белоснежного до яркой зелени, а затем золотистого и бурого окраса, извилистую речку, весело зовущую окунуться в приятно-прохладные воды. «Через год, – думал Николай, – вернусь домой и никуда больше не уеду. Негоже человеку надолго покидать родные места». Думал о встрече с односельчанами, о колхозе, который с нетерпением ждал его сильных и умелых рук. Сколько нового узнал Николай, чему только ни научился! Вернется, женится, поставит свой дом, и заживут они с Нюрой душа в душу. Не сомневался, что девушка его дождется. Ведь писала же: «В селе у нас хорошо, яблони и груши зацвели. Дух от них идет пряный. Помнишь наш яблоневый сад? Стоит он, словно невеста на выданье. Мама твоя говорит, что давно от тебя писем нет. Не забыл ли край наш милый?». О селе пишет, о яблонях, а Николай понимает: в этих строках упрятала Нюра свое нетерпеливое ожидание счастья и любви. Немного, правда, мучает его совесть, когда думает о Нюре: вроде как неверен он своей невесте. Но, успокаивает себя, мужицкое дело такое: не он это завел, не ему и менять.

Однажды стоял на посту. Вдруг вдали, там, куда уезжали люди, зажглась яркая вспышка, такая, что, даже зажмурившись, чувствуешь, как бьет по глазам. Раздался глухой раскатистый звук, затем поднялось огромное облако пыли, напомнившее гриб, похожий на те, что отыскивал он в родном лесу. Почему-то снова подумалось о доме и захотелось скорее на гражданку. «Не время об этом думать, – пронеслось в голове, – год еще служить».

Что произошло в степи, никто не знал. Через два дня отделение сменили, в полном составе отправив в саратовский госпиталь, где их внимательно обследовали врачи. Почему-то начались у солдат странные головокружения, их тошнило и рвало, есть очень хотелось, да еда дальше рта не шла. Недели две продержали Николая в госпитале. Кого-то из ребят раньше выписали, кто-то и после его отъезда остался. Отправили его дослуживать. Думал: в свою часть под Воронеж вернется, да уехал под Ярославль. Может, и хорошо: не хотелось встречаться с полковничихой, поскольку приближалось возвращение домой, где ждала его невеста.

Тошнота и рвота то отступали, то снова возвращались, порой слабели ноги и руки. Опять его отправили в госпиталь. Военврачи лишь плечами пожимали и ничего не объясняли, ставя солдату капельницы и пичкая лекарствами. Как-то лечащий врач сказал в раздумье:

– Ты, Николай, к строевой не годен больше. Комиссуем тебя по болезни.

– Какая ж у меня болезнь, доктор? Я здоров, руки-ноги на месте, а что тошнит слегка, так мужика с перепою сильнее тошнит, – нашел он утешительное объяснение.

– И давно у тебя, брат, перепой был? – грустно пошутил доктор.

– Так в октябре. После госпиталя в деревню на хозработы направили. Уж там и оторвался. Упоили местные так, что с бабой ничего не вышло. Так и ушла, сказав: «Отдохни, касатик, сил наберись». Добрая баба была. Кровь моя от нее взыграла, да что-то быстро успокоилась.

Почему он доктору об этом рассказал, Николай и сам не знал, только очень его это мучило. Кому скажешь о такой слабости? Вот доктору можно посетовать. Хороший доктор!

– Так-так, – перебил тот его размышления, – думаю, это пройдет у тебя. Время, милый, все лечит. Домой вернешься – молоко пей, воздух деревенский вдыхай. Молоко, свежий воздух и родной дом от любой напасти лечат. Тебя дома мать ждет, наверное, иль девку добрую приманил?

– Да есть там одна – соседская девчонка, теперь, поди, выросла. После армии женюсь.

– Ну, дай вам бог счастья!

Скоро после этого разговора завершилась у Николая солдатская жизнь. Так и написали в военном билете: «комиссован по болезни». Ему казалось, что никакой болезни нет. Руки-ноги целы, голова иногда гудит, но и раньше у него бывали головные боли, а слабость постепенно отступала. В общем, зря его отпустили раньше времени, хотя с другой стороны, теперь он свободен, долг перед Родиной выполнил и возвращается домой.

Возвращался Николай в радостном настроении, которое усиливалось веселым скрипом февральского снега. Зимнее солнце направляло лучи к снежному покрову, переливавшемуся яркими бликами и создававшему настроение. Пока шел по селу к родному дому, соседки его приветствовали: «Добрый день, солдат! Совсем вернулся? Вот Симе радость: сына дождалась!». Мужики обстоятельно здоровались за руку, на работу торопили: «Мужиков в колхозе мало. А с бабами что сделаешь? Юбкой мотать, да языком болтать – порты не слатать».