Книга Арабы в мировой истории. С доисламских времен до распада колониальной системы - Бернард Льюис

Каково же в таком случае окончательное значение жизненного пути арабского пророка? У традиционного мусульманина едва ли возникнет такой вопрос. Мухаммад был последним и величайшим из Божьих посланников, печатью пророков, который принес окончательное откровение слова Божьего для человечества. Его жизнь и успех были предопределены и неизбежны и не нуждаются в дополнительных объяснениях. Лишь благочестивая фантазия последующих поколений верующих облачила неясную фигуру пророка в богатую и красочную ткань легенд, сказок и чудес, не понимая, что за счет преуменьшения его подлинной человечности они лишают его одного из его самых привлекательных качеств.

На Западе тоже сложились свои легенды о Мухаммаде от нелепых ошибок и грубой лжи средневековой полемики и пасквилей до светской фигуры вольтеровского Магомета. Вначале нечто вроде демона или ложного бога, почитаемого вместе с Аполлионом и Термагантом в нечестивой троице, средневековый Махунд превратился на Западе в ересиарха, которому Данте отвел видное место в аду как «seminator di scandalo e di scisma»[3], и, наконец, после Реформации в хитрого и своекорыстного самозванца. Одна из легенд, широко распространенная на средневековом Западе, даже описывала Мухаммада как честолюбивого несостоявшегося римского кардинала, который, не добившись избрания римским папой, решил искать успеха в карьере лжепророка. Последние следы предрассудков западного богословия еще можно различить в работах некоторых современных ученых, прячущихся за зубчатыми сносками академического аппарата.

Современный историк не поверит с такой легкостью, что начало огромному и значительному движению положил своекорыстный самозванец. Его никогда не удовлетворит сверхъестественное объяснение, ссылающееся на чудесную помощь, будь то из божественного или дьявольского источника; скорее, как Гиббон, он будет «с приличествующей покорностью доискиваться, каковы на самом деле были не первичные, а вторичные причины быстрого роста» новой веры. Из того, что известно об обстоятельствах того времени, нам ясно, что действия, совершенные Мухаммадом или приписанные ему, послужили для оживления и направления в новые стороны потоков, уже существовавших среди арабов той эпохи. Тот факт, что за его смертью последовал новый всплеск активности, а не крах, показывает, что его жизненный путь был ответом на важнейшие политические, общественные и моральные потребности. Стремление к единству и расширению уже находило предварительное, неудачное выражение в недолговечном Киндском царстве. Необходимость в более развитой форме религии привела к распространению иудаизма, христианства и еще более значительному движению арабских ханифов. Даже при жизни пророка его сопровождало появление ряда лжепророков в других арабских племенах других частей полуострова, чья деятельность была частично подражанием, но частично и параллельным развитием.

Мухаммад пробудил и направил спавшие силы арабского национального возрождения и экспансии. Окончательное выполнение этих задач выпало на долю других.

Глава 3. Век завоеваний

Как ты видел… держава их воздвиглась благодаря вышнему призванию, а призвание распространилось благодаря общине, а община упрочилась благодаря пророчеству, а пророчество возобладало благодаря закону, а закон утвердился благодаря халифату, а халифат расцвел благодаря власти духовной и светской…

Абу Хайян ат-Таухиди. Книга услады и развлечения

В начале VII века Ближний и Средний Восток был разделен между двумя великими соперничающими империями – Византийской и Персидской. История региона с начала VI века в основном представляла собой хронику их борьбы. Византийская империя с ее великой столицей – Константинополем была греческой и христианской по культуре и религии и в значительной степени все еще римской по управлению. Главной опорой ее мощи было Анатолийское плоскогорье, где в то время жило смешанное население – преимущественно греки и в подавляющем большинстве христиане. На юге лежали сирийская и египетская провинции. Там византийской власти угрожало несколько опасностей. Население – в первой арамейское, во второй коптское – было чуждым грекам и по языку, и по культуре, хотя и в меньшей степени, и его возмущало византийское правление по причине непосильного бремени налогов, которые оно взимало с них, и по причине государственных гонений на монофизитов и другие церкви, расходившиеся в некоторых вопросах с православной верой империи. В Палестине евреи, которые поддерживали персов в недавней войне, подверглись еще худшим притеснениям от византийцев, чем неправославные христиане, и не испытывали особой привязанности к своим господам.

Персидская империя Сасанидов имеет некоторое общее сходство с Византией. Ядро этой империи тоже находилось на плоскогорье – Иранском, население которого говорило на индоевропейском языке. Иран правил семитской и религиозно нелояльной Иракской провинцией. Но культура Сасанидской Персии была иной. В действительности в стране с самого ее завоевания Александром Македонским преобладала сильная реакция против эллинистических традиций. Государственной религией был зороастризм. Внутренняя структура империи Сасанидов была гораздо менее устойчивой, чем структура Византии. В то время как Анатолия представляла собой надежный военно-экономический базис для Византийской империи, Персидская империя в конце VI века только что вышла из революционных сотрясений, в ходе которых прежнее квазифеодальное устройство рухнуло и его сменил военный деспотизм с опорой на наемную армию. Однако новый порядок был далеко не надежен, и в среде множества недовольных зародилась масса опасных ересей, которые угрожали религиозному и вследствие этого политическому единству империи.

Между 602 и 628 годами произошли последние войны между Персией и Византией. Они закончились победой византийцев, но оставили обе стороны истощенными и слабыми перед лицом неожиданной угрозы, которая вот-вот должна была нависнуть над ними со стороны Аравийской пустыни.

Смерть Мухаммада ввергла зарождающуюся мусульманскую общину в своего рода конституционный кризис. Пророк не оставил распоряжений насчет преемника, он даже не создал совета по образцу племенного меджлиса, который мог бы осуществлять управление во время переходного периода. Уникальный и исключительный характер власти, на которую он претендовал как единственный выразитель Божьей воли, не позволил бы ему при жизни выбрать в преемники соратника или продолжателя. Появившееся позднее предание о том, что пророк назвал преемником своего двоюродного брата Али, женившегося на его дочери Фатиме, принимают только шииты.

Концепция законного преемника была незнакома арабам той эпохи, и вполне вероятно, что, даже если бы Мухаммад оставил сына, последующий ход событий не был бы иным. Судьба Моисея подтверждает эту точку зрения. Арабский обычай, по которому шейхов избирали из одного и того же рода, видимо, не играл большой роли, да и в любом случае претензии тестей, как Абу Бакр, или зятьев, как Али, едва ли могли иметь силу как таковые в полигамном обществе. Арабы руководствовались только прецедентом – избранием нового племенного вождя. Мединцы выбрали его из племени хазрадж, таким образом непреднамеренно раскрыв поверхностный характер своего обращения в ислам.