Книга Закон бутерброда - Титью Лекок

– Тебя не утомляет, что это стадо чувих на тебя пялится? – спросила Марго, которую уже несколько минут бесил этот гормональный цирк под боком.

– Нет. Мне пофиг. А что я, по-твоему, должен делать?

Марго пожала плечами:

– Без понятия. Купи себе тушь, розовые майки с вырезом, еще чего-нибудь.

– Угу, могу еще на лбу татуху набить: “пидор”.

– Или выложи в инет свой порноролик, – отрезала Марианна, приканчивая стакан вина.

Оливье с сочувствием посмотрел на нее и в десятый раз за вечер сказал:

– Это еще не конец света.

На что Марго в десятый раз возразила:

– Это конец света.

Марианна положила голову Марго на плечо – наполовину в знак согласия, наполовину потому, что начала пьянеть.

Недавно прошел дождь, и свет уличного фонаря справа от них отражался в мокром асфальте. Прохлада стояла почти осенняя, как в начале учебного года, с той только разницей, что сейчас, в середине августа, парижские улицы были еще пустынны.

Оливье застегнул молнию на толстовке с капюшоном и развел руками.

– Все трахаются. Не пойму, что здесь стыдного. И потом, даже я могу тебе сказать: ты в этом ролике суперсексапильная. Просто потрясная. Кроме твоей вшивой татуировки.

– До чего же опять на работу неохота, – проворчала Марго. Маленькая замкнутая брюнетка, она сидела на телефоне в издательстве, выпускавшем комиксы: обходной маневр на пути к настоящей своей цели – выпустить собственный альбом. Она все время рисовала; это позволяло ей отключиться от реального мира. На столике перед ней и сейчас лежал блокнот на спирали и фломастер; время от времени она за него хваталась и набрасывала разные силуэты, позы Оливье и Марианны, какие-то лица, чертила их не думая, за разговором. Сейчас она как раз нарисовала лицо Оливье с пузырем с надписью “это не конец света”, а за ним – огромный атомный гриб. Она оторвала листок и протянула Марианне; та слабо улыбнулась.

У Марианны зазвонил телефон. Она вытащила его из сумки, вытаращила глаза и повернула экраном к Оливье и Марго, чтобы те прочли: “Готье”.

– И чего делать?

– Не отвечай, – заявила Марго.

– Дай мне, – подхватил Оливье.

– Нет, ты ему черт-те что наговоришь, – ответила Марианна. Она не спускала глаз с экрана. – Зачем он звонит, как вы думаете?

– Он же эгоцентрик, небось вбил свое имя в гугл и попал на страницу про увеличение члена.

Марианна состроила неопределенную гримасу. Первое, что ей пришло в голову, – он наверняка звонит извиниться, объяснить, что он тут ни при чем, один из кузенов спер его комп и выложил их видео. Им обоим будет очень тяжко, и он убитым голосом спросит, как она могла хоть на секунду подумать, что он ее предал. А она ответит, что ей очень жаль.

Телефон перестал звонить и вибрировать, словно умер от сердечного приступа. Марианна ждала, чтобы звякнула эсэмэска, но тут опять заорал звонок.

– Блин, опять звонит! Что делать-то?

Оливье вырвал у нее телефон и нажал на зеленую кнопку:

– Алло?

Марианна беззвучно прокричала огромное “НЕЕЕЕЕТ” и жестом показала, что свернет ему голову. Марго, сидевшая между ними, попыталась отобрать аппарат, но тщетно: Оливье вывернул ей руку, чтобы сидела и не рыпалась.

– Нет, ее здесь нет. И вообще для тебя ее нет, гнида. Можешь оставить сообщение? А? Что? Ок… Эй, чел… ты что, ревешь?

Марианна вопросительно подняла брови, но Оливье только состроил мину, означающую “не знаю”. Параллельно он повторял: “Ок… Ок… не совсем понял. А… Говори помедленней. Ты уверен? Нда, угу, передам. Не уверен, что это хорошая идея. Ок… Пока”.

Он взглянул на экран, убедился, что связь прервана, и протянул телефон Марианне.

– Ну что?!

– Схожу отолью и расскажу.

– Ну нет! – воскликнула Марго. – Сожмешь свой мочевой пузырь и расскажешь.

Оливье встал:

– Простите, но мне в самом деле надо.

Он зашел в кафе, а они в отчаянии уставились друг на друга.

– Какой говнюк, только бы внимание к себе привлечь.

– Смешно, единственный из нас троих не блогер, а ведет себя как attention whore[8].

Оливье вернулся и сел с блаженной улыбкой, разозлившей девушек.

– Ну вот, попробую объяснить. Готье очень расстроен. Я не совсем понял, про что он говорит. Сказал, что охренел от пиццы.

– …От пиццы?

– Ага. Все повторял: “Скажи ей, чтобы прекратила, это домогательство, все эти пиццы, и оскорбления, я в суд подам”.

– Погоди, я что-то не догоняю. Он на кого в суд подавать собрался?

– Э-э… да на тебя, по-моему. За домогательство. За то, что ты преследуешь его пиццами.

– Вашу мать, зачем я тебе дала ответить?! Какую-то ты фигню порешь. Что еще за лажа?

Марго наклонилась к Марианне и шепнула ей:

– Давай купим ему слуховой аппарат, – потом повернулась к Оливье и произнесла очень громко и отчетливо: – ТЫ УВЕРЕН, ЧТО ОН ГОВОРИЛ ПРО ПИЦЦУ, ПАПОЧКА?

Оливье надулся:

– Я пока еще не спятил. Он ясно сказал, что охренел от пиццы. Хочет, чтобы ты завязала с пиццами и оскорблениями. Уверен, что ты буйнопомешанная, хочет тебя видеть и сказать тебе это в лицо.

– Чего? – скривилась Марианна. – Мы встретимся и будем говорить про “Четыре сыра” и “Маргариту”? Это же полная хрень.

Ее мобильник зазвонил снова. Сообщение от Готье:

Нам надо встретиться немедленно.

– Так, и что я делаю?

– Скажи “ок”, – решительно заявила Марго. – Если он в Париже, пусть идет сюда, в кафе. Мы с Оливье пересядем за другой стол. Пусть расскажет про свою аллергию на пиццу, по крайней мере, не будешь целыми днями голову ломать, а если что – поскольку он явно спятил, – мы будем рядом и вмешаемся.

План действий выглядел вполне приемлемым, хотя Марианна предпочла бы получше подготовиться к встрече. Они не виделись с момента разрыва, и она представляла себе, что в тот день, когда они неизбежно встретятся снова, она будет причесана, накрашена, в глубоком декольте. А теперь ее застали врасплох, в пуловере, джинсах, кедах и с пучком. С другой стороны, может, это его растрогает, пробудит воспоминания об их былой близости… К тому же она не могла устоять перед перспективой через полчаса увидеть его, прямо здесь. Два месяца она была полностью от него отрезана и теперь поняла, что ей до смерти хочется смотреть на него, слушать его, вдыхать его запах, даром что два дня назад ей до смерти хотелось накормить его дерьмом. Со временем ее ярость улеглась по одной простой причине: какая-то частичка ее души не сомневалась, что он здесь ни при чем. Наверняка появление видео в интернете имело какое-то разумное объяснение, которое обелит Готье. Как часто бывает в конце романа, в ее памяти всплывало начало их связи. Их взрывы хохота. Чувство, что они заодно. Убеждение, что они вдвоем противостоят всему остальному миру. Естественно, ее память старательно обходила стороной эсэмэски, которые она втихаря слала из туалета любовнику в те вечера, когда они вдвоем дохли со скуки перед телевизором, а не занимались любовью.