Книга Смертельно влюбленный - Сандра Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это значит?
— Дата нашей свадьбы и инициалы.
Кобурн снова прочел надпись, затем положил кольцо на ладонь и стал зачем-то задумчиво его разглядывать. Наконец он поднял глаза и протянул руку Хонор. Она протянула в ответ свою. Кольцо упало ей на ладонь, и Хонор тут же сжала пальцы:
— Спасибо.
— Мне оно больше не нужно. Я запомнил текст гравировки.
Кобурн несколько раз просмотрел бумажник Эдди, буквально вывернув его наизнанку. Там не оказалось ничего, кроме кредиток с истекшим сроком годности, водительских прав Эдди — Кобурн изучил ламинат, чтобы убедиться, что край нигде не распаян, — и карточки социального страхования. В пластиковые окошки были вставлены фотографии Хонор и Эмили.
Кобурн взял пустое кольцо для ключей и помахал им перед носом Хонор:
— Зачем нужно кольцо без ключей?
— Я сняла с него ключ от дома и спрятала снаружи, на случай если захлопну дверь. А ключ от патрульной машины забрали коллеги Эдди.
— У вас нет ячейки в банке?
— Нет.
— А если бы была, ты бы мне сказала?
— Если бы это требовалось для безопасности Эмили, я бы даже отвезла вас в банк. Но у меня нет ячейки.
Кобурн продолжал копаться в вещах и задавать Хонор вопросы по поводу каждой мелочи, вываленной на ее белоснежный плед, который он уже успел испачкать своей одеждой. Но все было напрасно.
— Вы зря теряете время, мистер Кобурн, — снова начала Хонор. — Того, что вы ищете, здесь нет.
— Это здесь. Я просто еще не нашел. И можешь забыть про «мистера». Зови меня просто «Кобурн».
Он встал с кровати, поставил руки в бока и сделал круг по комнате, внимательно разглядывая ее. Хонор от всей души надеялась, что он сумеет быстро найти то, за чем пришел, и покинет этот дом, не причинив вреда ни ей, ни Эмили. Но безрезультатность поисков явно приводила Кобурна в раздражение, и это было ей совсем не на руку. Хонор боялась, что первыми, на кого он выплеснет свое раздражение, могут стать они с Эмили.
— Банковские выписки, налоговые уведомления — где все это?
Хонор глазами указала на потолок:
— Коробки со старыми документами хранятся на чердаке.
— А где вход на чердак?
— В прихожей.
Кобурн снова потащил ее за собой. Подняв руку высоко над головой, он дернул за свисающую веревку и открыл люк. Затем развернул выпавшую лестницу и показал на нее Хонор:
— Поднимайся!
— Я?
— Не собираюсь оставлять тебя тут одну вместе с дочерью.
— Но я не убегу!
— Это точно. Уж я позабочусь, чтобы ты не убежала.
Спорить с ним было явно бесполезно, и Хонор начала подниматься по лестнице, не в силах перестать думать о том, что Кобурн смотрит на ее голые ноги. Она постаралась подняться как можно скорее и облегченно вздохнула, когда ступила на пол чердака, хотя Хонор всегда старалась избегать этого места. Чердаки всегда ассоциировались у нее с паутиной и крысами и казались ей помещением, где лежат, покрываясь плесенью, отбросы давней жизни.
Хонор зажгла свисавшую с потолка лампочку. Коробки для документов лежали повсюду на своих обычных местах. Она взялась за специальные отверстия в боковых стенках и подняла одну из коробок. Кобурн ждал у открытого люка. Передав ему коробку, Хонор пошла за следующей. Процедура повторялась до тех пор, пока пол чердака не опустел.
— Все это бесполезно, — упрямо подтвердила Хонор. Отряхнув руки от пыли, она было потянулась к веревке, чтобы погасить свет.
— Погоди-ка, — Кобурн просунул внутрь голову и заметил оставшийся скарб, который, как надеялась Хонор, ускользнет от его внимания. Это были ничем не примечательные упаковочные коробки, заклеенные скотчем. — Что это?
— Рождественские украшения.
— Хо-хо-хо!
— Но там нет ничего из того, что вы просили показать.
— Спускай вниз все.
Хонор подчинилась не сразу. Несколько секунд она размышляла, глядя на Кобурна сверху вниз, сумеет ли ударить его ногой по лицу достаточно сильно, чтобы сломать нос. В итоге она решила, что вполне возможно. Но если не сумеет, то может оказаться запертой здесь, на чердаке, а Кобурн останется один на один с Эмили. Было очень неприятно чувствовать трусость, но этого требовала безопасность дочери.
Она передала вниз одну за другой оставшиеся три коробки.
Когда Хонор спустилась вниз и закрыла люк, Кобурн срывал скотч с одной из них. Открыв коробку, он с удивлением обнаружил внутри не блестящие шары и мишуру, а мужскую рубашку.
Кобурн вопросительно взглянул на Хонор.
Женщина упрямо молчала.
Наконец Кобурн прервал паузу, спросив:
— Сколько, говоришь, его уже нет в живых?
Его намек попал в цель, так как Хонор и сама не раз задавала себе вопрос, сколько можно держать на чердаке практически новую мужскую одежду, которую можно было бы пожертвовать в пользу нуждающихся.
— Я раздала почти все, — словно оправдываясь, произнесла она. — Стэн спросил, можно ли ему взять полицейскую форму, и я разрешила. Но кое-что я просто не смогла…
Она не закончила фразу, так как подумала, что глупо выкладывать жестокому убийце, что некоторые вещи Эдди вызывали в ее памяти особенно яркие, греющие душу воспоминания о счастливых днях. И отдать эти вещи было равнозначно тому, чтобы отдать сами воспоминания. А так они тлели понемногу где-то внутри, словно бы без всякого участия с ее стороны.
Время шло и уносило воспоминания с собой, какими бы сладкими они ни были. Теперь Хонор уже могла провести целый день или даже несколько дней, не вспоминая Эдди, то есть думая о нем, но не представляя при этом ничего конкретного.
Смерть мужа оставила в ее жизни воронку, которая казалась бездонной. Но на деле она потихоньку заполнялась заботами, связанными с ребенком, да и другими повседневными делами. Пока Хонор наконец не научилась радоваться этой самой жизни, несмотря на отсутствие в ней Эдди.
Правда, это умение было изрядно приправлено чувством вины. Хонор не могла избавиться от ощущения, что даже мельчайшая крупинка счастья является предательством. Как она смеет радоваться чему-то на этом свете, когда Эдди умер и покоится в земле?
Поэтому она сохранила вещи мужа, способные вызвать воспоминания, и таким образом держала в узде свое чувство вины.
Но молодой женщине вовсе не хотелось обсуждать личные переживания с убийцей, ворвавшимся в ее дом. Ее спасло от этого появление Эмили.
— Дора кончилась, Барни тоже, и я хочу есть. Мы будем обедать?
Вопрос ребенка напомнил Кобурну, что он ничего не ел уже сутки, если не считать двух жирных домашних кексов.