Книга Любовь и долг Александра III - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Там у нее сосцы, – испуганно подумал Саша. – Соски! Как у меня на груди. Только у меня они крошечные, а у нее большие. И грудь у нее… большая… и так вся перекатывается! Почему у других женщин не перекатывается? А, понимаю, потому что они в корсеты затянуты. Жаль, что они носят эти дурацкие корсеты. Нет, это хорошо! А то ведь невыносимо смотреть, как ее грудь волнуется и перекатывается!»
Матреша повернулась к нему спиной и пошла к двери. Опять настало испытание… Сборчатая юбка шевелилась при каждом шаге, и это шевеление делало с Сашей нечто странное. Он выбрался из-за стола и тоже направился к двери. Мельком оглянулся на Хренова, хотел сказать: «Я сейчас вернусь», но не смог вымолвить ни слова и вообще забыл обо всем на свете.
Саша тащился за Матрешей, как пришитый, сосредоточенно наблюдая движение ее бедер под юбкой, и даже не заметил, как они вышли из дому и оказались в коровнике. Пол был застелен свежей соломой, и пахло ею так чисто и приятно, что Саша с наслаждением втянул воздух.
– Как хорошо пахнет! – воскликнул он, оглядывая пустые стойла. – А где же коровы? Кого ты доить станешь, Матреша?
Она тихо хихикнула.
– Кто ж коров среди дня доит? Утром к ним встаю, перед тем как в стадо им идти, и вечером, когда воротятся. А днем они по полям, по лугам гуляют, траву жуют, молочко нагуливают.
– А… а зачем мы тогда сюда пришли? – растерянно спросил Саша.
– Ну так ведь Тимофею Иванычу соснуть захотелось, – пояснила она. – А мы б ему помешали. Давай тут посидим. – И она проворно плюхнулась на солому. – Садись рядышком, не бойся, тут чисто везде.
У Саши начала кружиться голова, и ноги подогнулись. «Лучше я тоже сяду», – подумал он и устроился около Матреши. Она прилегла, опершись на локоть, молчала, улыбалась этой своей лукавой улыбкой, поглядывала на него снизу, поигрывала ожерельем… Желуди тихо перестукивались, и звук этот странно волновал. Сердце стало биться быстрее, быстрее… Надо было что-то сказать.
– Э-э… жаль, что коровы нету, – пробормотал Саша, удивляясь собственной дурости. – Я поглядеть хотел, как ты будешь ее…
– Что? За сосцы тянуть? – хихикнула Матреша. – Да я тебе покажу, смотри.
Легким движением она сняла свое желудевое ожерелье и бросила на солому, а потом развязала тесемку, которая стягивала рубашку у ворота. Пошевелила плечами…
– Вот так берут коровьи титьки, – произнесла она, – и тянут за сосцы. – Она осторожно, двумя пальчиками, потянула свои соски и отпустила.
Саша смотрел, как темно-розовые соски под ее пальцами набухают и словно бы расцветают, как бутоны.
– Хочешь попробовать? – спросила Матреша. – Подержи мои титьки. – И, подхватив себя под груди, придвинулась к Саше.
Он робко коснулся упругой плоти одним пальцем, потом другим, затем подставил под них ладони.
– Тяжелые какие, – прошептал Саша, не слыша собственного голоса сквозь биенье крови в ушах и чувствуя, что ему стало тесно в штанах.
Это начало с ним происходить недавно, случалось утром и вечером, а иногда делалось и днем от дурных мыслей, которые приходили внезапно и которые он стыдливо отгонял. Но как отогнать запах Матреши и ощущение теплой и одновременно прохладной тяжести в своих руках? Он мучительно хотел поцеловать эту белую, молочно-белую кожу с легкими голубоватыми жилками, бегущими к соскам.
Далекий рев донесся откуда-то, Саша вздрогнул и испуганно сжал груди Матреши. Она тихо застонала.
– Ой, – жалобно сказал он, попытавшись убрать руки, но Матреша не позволиала, наоборот, прижала к ним свои ладони, заставляя стискивать груди сильнее и сильнее. – Что за рев?
– Да небось бык хочет телку драть, – пробормотала она задыхающимся голосом. – Видел, как они сношаются?
– Что? Что? – прерывисто воскликнул Саша, чувствуя, что больше не может сидеть вот так и держать ее груди. И отпустить их он тоже не мог!
– Сношаются, – повторила Матреша. – Бык к корове сзади подойдет, вскинется на нее да как засадит елдак промеж ног! Понимаешь?
Он покачал головой, ощущая, какой горячей она стала. Горячей и тяжелой. Мыслей в ней не было совсем, ее всю заполнило то, что неудержимо поднималось из глубины чресел. Легким движением Матреша высвободилась, и его ладоням мгновенно стало холодно. Саша потянулся к ней, но она проворно повернулась на четвереньки и закинула юбки себе на спину.
Саша ошалело смотрел на ее раздвинутые ноги, на тугие бело-розовые ягодицы, на неведомое углубление между ними.
– Что, не хочешь быть быком? – усмехнулась Матреша и перевернулась на колени, сбросила с плеч юбку. – Давай тогда по-людски.
Она потянулась к Сашиным штанам, нашла на боку застежку… Он сидел ни жив ни мертв, чувствуя, что штаны лопнут, если из них не высвободить то живое и жаркое, что неудержимо набухало. И вот наконец-то оно оказалось на свободе, нет, в Матрешиных руках, которая держала это так же бережно, как Саша только что держал ее груди.
– Ох ты госссподи… – простонала она. – Да что же… да как же… Да скорее же!
И запрокинулась на спину, развела ноги, потянула Сашу на себя. Он мельком успел увидеть что-то темно-розовое, дико, странно пахнущее, между ее ногами, такое маленькое и круглое. А Матреша все тянула его за собой! Туда тянула!
– Я… у меня там все такое большое, – испуганно прошептал Саша. – Я, нет, я боюсь…
– Большой елдак – бабье счастье, – выдохнула Матреша, приводя его руками к себе и заводя в жаркую пещеру, чьи тесные, влажные стены вдруг словно ожили, и задышали, и обхватили его, всего в себя вобрали. Матреша чуть двинулась навстречу и назад, но расставание с ней показалось Саше невыносимым, и он пустился вскачь вместе с ней.
Тимофей уже не спал, когда Саша вернулся.
– А Матрешка где же? – спросил он, неприметно оглядывая солому, прилипшую к коленям царевича.
– Да она там, в коровнике занята, – хрипло выговорил Саша, вспоминая, как уходил от внезапно и сладко уснувшей Матреши и все оглядывался на ее раскинутые ноги, задранный подол, на вспотевший живот, на сонно вздымающиеся груди, на которых алели влажные следы его губ и зубов.
Желудевое ожерелье валялось поодаль, наполовину засыпанное соломой. Саша взял его и положил меж сонных грудей с мягкими, тоже сонными, темно-розовыми сосками.
– Ну и ладно, тогда поедем? – предложил Тимофей, отводя взгляд и едва сдерживая смех – таким ошеломленно-счастливым было лицо его воспитанника.
– Ага, – пробормотал Саша и пошел к коню.
На сей раз он был только благодарен Хренову, который поддержал его стремя и даже подпихнул сзади, помогая сесть в седло. Несколько раз Саша едва не сваливался с коня и лишь около дворца сумел взять себя в руки и застегнуть воротничок. Но он еще долго не мог смотреть никому в лицо, а особенно Хренову.