Книга Окрестности Петербурга. Из истории ижорской земли - Петр Сорокин

Лагерь или крепость?

Рассматривая вторжение 1240 г. в общем контексте шведского и тевтонского продвижения на восток, следует полагать, что после покорения эстов датскими и немецкими рыцарями и еми шведами, захватнические планы крестоносцев распространились на их восточных соседей: водь, ижору и корелу. И если первоначально вторжения этих государств в земли прибалтийско-финских народов, находившихся в зависимости от Новгорода, носили характер устрашающих и грабительских, то по мере закрепления в опорных пунктах на побережье, начинается продвижение во внутренние земли, где также строятся крепости и замки, создающие прочную основу для колонизации. Еще в 1220 г., во время похода в западную Эстонию, шведские войска соорудили там укрепления, которые должны были стать опорным пунктом на завоеванной территории. Всего через год после Невской битвы, в 1241 г., тевтонцы попытались построить крепость в земле води (Копорье), шведы же в 1256 г. вместе с немецкими рыцарями начинают сооружать укрепления в устье р. Нарвы. В 1293 г. шведы основывают Выборгский замок в землях корелы, а в 1300 г. предпринимают попытку закрепиться в Ижорской земле, построив при впадении р. Охты в Неву крепость Ландскрона.

Такое развитие событий позволяет предположить, что подобная цель ставилась и в 1240 г. у устья реки Ижоры. Место это, находящееся в среднем течении Невы, ниже труднопроходимых Ивановских порогов, обладало удобным географическим положением для контроля на водном пути, организации судоходства и ведения торговли. Оно имело также несомненные топографические преимущества – тихие заводи для стоянки и ремонта кораблей[7], для перегрузки товаров с морских судов на речные и наоборот, а также ландшафтные особенности, подходящие для сооружения укреплений. Крепость, расположенная в центре Ижорской земли, позволила бы надежно контролировать водный путь по Неве и территорию расселения ижоры [Сорокин 1993, с. 12]. Устье Ижоры было относительно недалеко от Финского залива, в 1–2 днях пути, что облегчало доступ к нему с моря на судах в случае начала военных действий. Размещение укрепленного пункта выше Ивановских порогов делало бы поддержание связей с Балтикой более сложным.

Предположение о начале сооружения здесь шведских укреплений подтверждается сообщением Лаврентьевской летописи XIV в., где говорится, что Пелугий указал новгородцам «станы и обрытья» неприятеля [ПСРЛ 1926–1928, т. 1, с. 479]. Одни исследователи трактуют это сообщение как начало строительства крепостных сооружений [Кучкин 1996, с. 14]. Другие считают, что речь идет о временном полевом лагере шведов [Кирпичников 1996, с. 31].

Термин «стан», действительно, обозначал в древнерусском языке скорее место остановки, временный военный лагерь, а не крепость [Срезневский 1989, т. 3, ч. 1, с. 491]. Поэтому и более редкий термин «обрытья»[8], интерпретируемый как «окоп» [Срезневский 1989, т. 2, ч. 1, с. 551], нельзя однозначно расценивать как признак строительства долговременной крепости. Временные военные лагеря в средневековое время известны по письменным документам как на Руси, так и в Швеции.

Временные укрепления упоминаются в шведских средневековых источниках в связи с военными походами и осадами крепостей XII–XVI вв., но большинство из них сложно соотнести с сохранившимися в настоящее время земляными сооружениями. В некоторых случаях в документах используется латинское слово «castra» – военный лагерь. В период позднего средневековья встречаются названия «skarmar» – заграждения, «campis» или «lager» – лагерь. Часто речь идет о военном лагере, в котором войска создавали базу, или о защитном сооружении потерпевших поражение на поле боя при последней попытке сопротивления. Для того, чтобы воспрепятствовать продвижению наступающих сил, устраивали завалы и засеки, которые «не всегда охранялись войсками и делались с единственной целью: замедлить продвижение противника». Обычно лагеря располагались на возвышенных и закрытых местах и были небольшими по площади. Размеры их зависели от того, «сколько людей, повозок и лошадей нужно было защитить», но прямой связи между количеством войск и размерами лагеря не существовало. Известны мысовые укрепления размером 50x30 м и прямоугольные шанцы, но чаще встречаются сооружения округлой формы, достигавшие всего 20–30 м (в одном случае – около 50 м) в поперечнике. Когда не было других возможностей, они располагались на открытой местности. Все эти сооружения были слабо укреплены и защищались мелкими рвами и невысокими валами, которых могло быть по два [Loven 1999, s. 229–233]. Вероятно, земляные сооружения могли усиливаться и деревянными частоколами.

Следов средневековых укреплений у устья Ижоры пока не обнаружено, поэтому в настоящее время решить вопрос, какого рода сооружения упомянуты летописью, не представляется возможным. Учитывая быстрое появление русских войск на Неве, можно допустить, что они застали начальный процесс строительства укреплений, поэтому определить, что именно строили шведы, затруднительно. Однако, если рассматривать эти события как согласованные действия Тевтонского ордена и Шведского королевства, то вполне вероятно, что в результате совместного вторжения в новгородские владения, они планировали разделить захваченные территории и надежно закрепиться на них путем строительства крепостей: немецкой – в центре Водской земли, в Копорье, и шведской – в центре расселения ижоры, в устье одноименной реки. Таким образом, длительная остановка шведов в устье Ижоры могла быть также вызвана ожиданием подкрепления или начала вторжения немецких рыцарей.

Именно этими обстоятельствами может объясняться как необычное «промедление» шведского войска, задержавшегося в среднем течении Невы, так и поспешность выступления князя Александра, который напал на неприятеля с малыми силами, не дожидаясь помощи от отца, великого князя Владимирского, с тем, чтобы не дать шведам закрепиться на занятой ими территории.

Путь к устью Ижоры

Учитывая, что плавание вверх по Неве и Ладожскому озеру до устья Волхова занимало около 5–6 суток, сообщение в Новгород могло быть отправлено уже при появлении шведского флота в устье Невы или даже в Финском заливе. Акватория залива просматривается в ясную погоду не только с побережья, но и с Дудоровских высот и даже из района Копорья, удаленных от залива более чем на 10 км. Таким образом, отправка сообщения о появлении неприятеля могла опередить его появление в устье Ижоры на 2–3 дня. Поездка посыльного в Новгород занимала около 1–2 дней.

Получив известие о приходе шведов, князь Александр Ярославич, собрав малую дружину в Новгороде, выступил навстречу противнику. Каким путем двигались русские войска – летописи не сообщают. Они могли спуститься по воде или посуху вниз по Волхову к Ладоге, где к ним примкнул отряд ладожан [Караев, Потресов 1970, с. 82–83; Кучкин 1996, с. 14]. Такой вариант предусматривал упреждение шведского набега на Ладогу и защиту этой крепости на рубеже Новгородской земли. Существует мнение, что, дойдя из Ладоги до устья Тосны, войска с местными ижорскими проводниками сначала поднялись вверх по течению реки на 6 км до места наибольшего сближения с бассейном Ижоры, а затем через водораздел вышли на реку Большая Ижорка и по этому притоку прошли до реки Ижоры, устроив по пути привал [Караев, Потресов 1970, с. 116–117; Шаскольский 1995, с. 21].