Книга Аякс Пенумбра 1969 - Робин Слоун

Залив снаружи. Сверху. Какая здесь глубина? Пенумбра понятия не имеет. Может, десять футов, а может – сто. Воздух изменился. Стал холодным и сырым, густо пропах попавшими в него выхлопными газами. Он задумывается: а достаточно ли тут кислорода на самом деле? Что если рабочие бригады еще не подготовили тоннель к передвижению людей? Что если они с Корвиной потеряют сознание на полпути? Что если до утра их никто не найдет?

Корвина мчит вперед. Искра фонаря на его руле маячит из стороны в сторону и отбрасывает за ним огромную тень – темный аватар, который пляшет и скачет по дну тоннеля.

Пенумбра кричит: «Тормози!» – но Корвина его не слышит, или не понимает, или не желает слушать. Пенумбра втягивает полные легкие густого воздуха и еще раз кричит: «Ну пожалуйста…» И сдается. Тень Корвины удаляется, искра уменьшается. Опускается мгла.

Едва дыша, Пенумбра останавливается. Опирается на руль – осязаемый, но невидимый. Фонарь Корвины исчезает.

Он не привык к гневу, но сейчас испытывает это чувство. Корвина! Он, осознает Пенумбра, не тот человек, с кем можно смело отправляться в грозный подземный тоннель. Он многое умеет, да, и владеет ситуацией – но нетерпим к любому, кто не может за ним поспеть.

Ладно.

Не стоять же здесь вечно.

Пенумбра нажимает на педали и пробует потихоньку ехать вперед. Там сплошной мрак, чистая пустота – но никаких преград, конечно же, нет. Ничто не мешает. Он чувствует, как идет в горку переднее колесо велосипеда, понимает, что движется вверх по изгибу трубы; резко бросает руль, и под действием силы тяжести велосипед сам едет вниз. Получается. Просто надо двигаться по ощущениям, и кривая вывезет. Просто продолжать крутить педали. Можно и глаза закрыть. Здесь ему ничего не грозит.

Он теряет счет времени. Целая вселенная сжимается в почти философскую темень трубы, в ее пространственно-временную кривую, которую он отмеряет не глазами, а ногами. Быть может, он выберется наружу, и окажется, что прошло десять лет. Пятьдесят. Он улыбается этой мысли и производит вычисления, отсчитывая педалями годы во времени: 2017… 2018… 2019. Как будет выглядеть этот город в двадцать первом веке? Может быть, в Садах Йерба-Буэна наконец-то появится хоть одно растение или…

Раздается возглас Корвины:

– Аякс! Это ты?

Пенумбра тормозит юзом.

– Ты где?

– Здесь, здесь.

Его голос уныло доносится из близлежащей мглы; Пенумбра почти различает его темный силуэт на фоне еще более густого мрака тоннеля. Похоже, Корвина сидит на земле.

– Мне нужна помощь, мне нужно… слишком темно, Аякс. Я потерял фонарь.

Пенумбра осторожно кладет велосипед на дно тоннеля и бредет на звук голоса Корвины.

– Иду, – говорит он. – Протяни руки.

Его пальцы едва касаются чего-то в темноте, и вокруг его запястья сжимается рука – цепкая, дрожащая, липкая от пота.

– Все в порядке, Маркус.

Он поднимает его – по крайней мере пытается; Корвина его чуть не опрокидывает. Тяжеленный! Пенумбра пыхтит и тянет вверх, и продавец встает.

– Все в полном порядке.

Они долго идут вместе, Пенумбра ведет Корвину за руку. Продавец молчит, просто плетется следом, дыхание его замедляется, выравнивается. Пальцы у него толстые и мясистые, но очень мягкие.

Наконец: fiat lux. Смутный намек на свет, сначала малая толика, потом – точка. Чем быстрее они идут, тем быстрее она растет, поэтому они идут очень быстро, переходят на бег, и где-то на ходу Корвина бросает руку Пенумбры и вырывается вперед.

В конце концов вновь вырастает труба, и когда они выбираются на свет площадки Эмбаркадеро, Корвина уже прежний. Словно и не было мучений в темноте.

– Корабль должен быть рядом, – решительно говорит он. Снова принимая командование.

Тоннель ведет в пещерное пространство, освещенное лампочками в клетях – целая гирлянда свисает с грубо вырубленного потолка. Пещера держится на каркасе из темных балок, и местами бетонный периметр вздымается. Вода образует на поверхности слишком большие лужи – не перепрыгнуть. Поэтому идти приходится прямо по ним. Башмаки Пенумбры переполнены.

Видны следы жизнедеятельности: брошенные перчатки, бумажные стаканчики, поврежденный защитный шлем. Шлем сделан из белого пластика, во весь лоб отпечатан синим цветом логотип БАРТ. Пенумбра подбирает его, встряхивает, надевает на голову.

– Ну и как тебе?

Корвина фыркает:

– Ты самый тощий кессонщик в городе.

Больше ста лет назад «Уильям Грей» был брошен и погребен под каменной грудой.

Затоплен и раздавлен. Мачта давно сломалась, паруса и такелаж разложились. Остался лишь корпус корабля, да и тот едва цел, словно расплющенная банка из-под газировки в мусорной куче.

Потом бригада БАРТ стала рыть через эту кучу тоннель. Пенумбре доводилось видеть сохранившиеся в камне ископаемые, большие плиты, расколотые на куски, выявляющие в разрезе останки древнего животного; именно так сейчас выглядит «Уильям Грей». Его силуэт темен, но различим на стене тоннеля. Здесь, во втором подвальном ярусе города, от корабля еще остается тень.

Опять же миг торжества быстро меркнет, оборачиваясь поражением. Пенумбра представлял себе нечто вроде обломков судна, потерпевшего кораблекрушение, какие он видел в фильме Жака Кусто. Он воображал некое пространство, куда можно проникнуть, чтобы его обследовать, но сейчас это кажется глупым. Их добыча – не археологическая, а геологическая. Одно сплошное ископаемое.

– Вот, – кричит Корвина.

Пенумбра пробуждается от своих печальных грез. Продавец разыскал где-то на площадке две лопаты. Небрежно бросает одну Пенумбре, который упускает и роняет ее.

– Маркус, это не…

– Я вижу корабль, – возвещает Корвина. – Я вижу первый книжный магазин города. Несомненно, Аякс, здесь что-нибудь найдется.

– У тебя тот же дар, что и у меня, Маркус, – сухо говорит Пенумбра.

– Какой дар?

– Так это назвал мистер Аль-Асмари. «Готовность обдумывать вздорные идеи».

Корвина презрительно фыркает.

– Я не обдумываю идеи, – говорит он. – Я ради них работаю.

Он вонзает лезвие лопаты в стену тоннеля и начинает копать.

Проходит час. Может быть, больше. Они все глубже вгрызаются в останки корабля, отбрасывая назад полные совки грязи, ила и разложившейся древесины, оставляя за собой огромную сырую груду. Лопата Пенумбры прорезает мягкие комки – как он подозревает, скорбные останки книг. Они темны, насквозь промокли, сгнили и разрушились, но некие подобия книжных корешков он различает.

Брызжет черная грязь, пропитывая его рубаху и штаны. Чем глубже, тем противнее запах – столетняя гниль наконец-то выходит наружу. Руки у Пенумбры горят, ноги все мокрые, он видит, что даже и Корвина устает, и вдруг…