Книга Десятая заповедь - Валерий Фурса

Васин земляк даже с виду был неприятным человеком. У нее сразу же, как только Василий их познакомил, появилась какая-то настороженность по отношению к нему. Даже не неприязнь, а именно настороженность. Не совсем понятная, но, однако, четко выраженная. Весь какой-то серый и невзрачный, он казался каким-то мальчиком-переростком рядом с ее статным и красивым мужем. Хотя и был на несколько лет старше. Редкий, чуть рыжеватый волос еле прикрывал его голову. Если бы не они, эти редкие волосинки, то лысиной можно было бы всю улицу освещать. Нос его был крючковатым, с густыми веснушками. Именно этот нос делал его похожим на какую-то хищную птицу. Не на орла, конечно, и даже не на сокола. Те — птицы гордые. Они на лету бьют свою добычу. А на какую-то из тех, что падалью питаются. Картинку завершала маленькая, совсем глупая и довольно-таки реденькая бороденка, с которой он был слегка похож на старого, облезлого козла. Вот только бы рожки…

Человек этот был каким-то невзрачным, скользким и как бы слащавым. Он юлой крутился возле Василия, пытаясь убедить его в своей незаменимости и значительности.

— Да для вас, Василий Васильевич, я не только двести кубов дерева, я вам звездочку с неба достану. Чтобы она вашей милой Галине Михайловне всегда светила. Чтобы любое ее желание выполняла. Как сказочная Золотая Рыбка.

Тьфу ты! Даже вспоминать противно. Васе тогда лес очень нужен был. Хотя и помогал ему Иван Иванович, но далеко не всегда он имел возможность полностью удовлетворить потребности лесопилки. Вот и приходилось другие возможности изыскивать.

Галя тогда в скверике осталась. Не бегать же ей по этажам и кабинетам той конторы. Жарко там, неуютно. А она как раз второго ребенка под сердцем носила. Вот и осталась в скверике, на свежем воздухе, пока ее Вася свои дела решает.

Ей не часто приходилось бывать в большом городе, и потому она заинтересованно рассматривалась по сторонам. Особенно интересно ей было наблюдать за людьми. Смотреть, во что одеты женщины, думая при этом, не слишком ли она сама отстала от моды. Наблюдать за мужчинами, мысленно сравнивая их со своим милым. Тогда ей приятно было убедиться в том, что одета она никак не хуже городских барышень, и что ее Вася куда лучше любого из всех мужчин.

А еще она заметила, что из многочисленного птичьего племени в городе разве что голуби и воробьи водятся. Иногда пролетала какая-то одинокая ворона. Редкое карканье ее было грустным и каким-то отрешенным. Казалось, что она потерялась в этом большом городе, и чувствует себя совсем одиноко. Как в пустыне. В пустыне, где вороньему глазу и зацепиться не за что…

Ох, как мало настоящей природы среди этих многочисленных домов! Разве что — несколько деревьев в скверике, да реденькие цветочки на клумбах. Да разве это природа? Так себе. Только какое-то отдаленное подобие на нее. И не более того.

Не хотела бы она жить в этих каменных громадинах. Не чувствовала бы она себя в них свободным человеком. А быть одним из камней, которыми всегда славился любой город, ей вовсе не хотелось.

Тогда она даже не заметила, откуда тот бородатый козлик возле нее объявился. Вроде как с Васей в помещение пошел? А тут, вдруг, как черт из табакерки, будто прямо из воздуха материализовался. Еще и с цветочком каким-то, совсем некрасивым. Не иначе, как с клумбы сорвал.

— Наше вам почтеньице, Галинка Михайловна! — протянул ей то цветочное чудище. — Василий Васильевич с моим коллегой по делам уехал. А меня попросил за вами приглянуть, в баре коктейлем вас угостить.

Галя тогда удивилась. Никак не мог Вася, ее не предупредив, уехать куда-то. Да еще и вниманию этого бестолкового бородача поручить. Ведь сам видел, что он ей неприятен. Еще и шепнул тогда, чтобы не обращала внимания, потому как в друзьях у него тот не числится.

А тот обольстительным лисом продолжал увиваться возле нее, настойчиво приглашая в машину. Еще и город показать обещал, утверждая, что муж ее раньше, чем через три часа, не вернется. Вроде он сам на службе не был, и стол его рабочий сам за него работу выполнять должен.

Но вида не подала. Сказала только, что здесь, на свежем воздухе, мужа ждать будет.

Но не так-то легко было от того настырного отделаться.

— Да что вы, Галинка Михайловна! Да никак я не могу вас вот здесь оставить. Вам ведь и пообедать надо. Какие же мы будем гостеприимные хозяева, если такую красивую женщину в нашем городе хотя бы обедом не угостим? Не по-нашему это было бы, не по-украински. Пойдем же в мою машину! Я вас в ближайшую кафешку отвезу. Если не обедом, то хотя бы кофе с пирожным угощу.

Да так упрашивал, так упрашивал, что Галя, в конце концов, вынуждена была согласиться. Хотя бы — чтоб отстал и больше не навязывался. Ведь, кто его знает, сколько еще ждать придется? А покушать, хоть что-то, и вправду уже хотелось. А тут еще и этот, козлобородый, прилип, как банный лист. Того и смотри, что люди внимание обращать начнут.

Но ехать новый знакомый почему-то не спешил. Начал о городе рассказывать, о квартире своей двухкомнатной…

— Ох, и квартирку я себе недавно по дешевке купил! Не квартирка, а настоящая сказка! И мебель современную завез, и книг на распродаже прикупил. Вот только хозяечки в ней нет. Я просто удивляюсь, что такой бриллиант, как вы, согласились жить в такой дыре. Вам бы к нам, в большой город. Я бы вас по театрам и концертам водил, в свет вас выводил бы. Не то, что Васька, со своими дровами. Вам ведь там за лесом и света божьего не видно…

Галя сначала не поняла даже, о чем это он речь ведет. Если квартирой своей хвастается, то ей это безразлично. Если себя самого чуть ли не столичным жителем считает, то это его личные проблемы. Ей и горного села вполне хватало, а уже их городка — то и подавно. Бесхитростная и непривычная к таким грубым и наглым заигрываниям, она сначала и не поняла, что это он сам к ней таким образом клинья подбивает.

А он, не чувствуя возражений с ее стороны, от слов стал переходить к делу.

Галя тогда и опомниться не успела, как он правой рукой ее приобнял, чуть ли не за грудь ухватившись. А левая рука тем временем уже и под юбку забираться начала.

Все тогда чисто спонтанно получилось. Где и сила взялась? То ли вековая гордость горянки тогда ею руководила, то ли любовь к мужу? А, может, и обида за свою честь? Ведь ее, честь эту, не только горожане имеют. У горян ее никак не меньше. Даже куда больше, чем у других людей.

Как бы там ни было, но она так залепила козлобородому в рожу, что вся пятерня на ней так и обозначилась. Он вспыхнул весь, покраснев, как вареный рак. И руки свои, как от огня, отдернул.

— Ах, ты ж гнида поганая! Да как ты посмел даже подумать о таком? Чтобы я, имея самого лучшего в мире мужа, да на такого замухрышку или на квартиру твою позарилась! Еще только одно движение в мою сторону, и я сама твои блудливые глазенки выцарапаю. Васе даже жаловаться не буду. Будешь горянок знать!

И так треснула дверцей машины, что стекла чуть не посыпались.

— Ой, Галинка Михайловна! — залебедил бородач. — Да вы меня совсем не так поняли. Я ведь… это. Я только обедом хотел…