Книга Куколка - Лесли Пирс

Бэлль осторожно пробиралась по Монмут-стрит, приподнимая подол юбки, чтобы не запачкаться. Было всего девять часов очередного серого, очень холодного утра, и девочке казалось, что солнце не проглядывало сквозь тучи уже несколько недель.

— Бэлль, подожди!

От звука этого голоса сердце Бэлль забилось часто-часто. Она обернулась и увидела, как Джимми, не разбирая дороги, бежит за ней по улице. Он поскользнулся на плотно слежавшемся снегу.

На юноше был потертый синий джемпер размера на два меньше, а серые брюки выглядели «куцыми». На шее Джимми было теплое клетчатое кашне. Он был без пальто. Бэлль подозревала, что у него его просто нет.

— Как ты? — задыхаясь спросил Джимми, когда подбежал к ней. — Все только и говорят об убитой девушке. Какой ужас! Но кто-то сказал, что тебя отослали из города. Я был бы рад, если бы тебе это помогло, но жалел бы о том, что больше тебя не увижу.

Глаза Бэлль наполнились слезами: это был первый человек, которому была небезразлична ее судьба. Даже Мог избегала разговоров о том страшном вечере, хотя и знала, что Бэлль все видела.

— Да, это было ужасно, — призналась она. — Я любила Милли. Все случившееся для меня — огромное потрясение.

— Не плачь, — успокаивал Джимми девочку, подходя к ней ближе и беря за руку в перчатке. — Хочешь об этом поговорить? Или мне лучше тебя отвлечь?

Его золотисто-карие глаза были исполнены тревоги, но на губах играла легкая улыбка, от которой на щеке появлялась ямочка.

— Отвлеки, — ответила Бэлль.

— Тогда пошли к набережной, — предложил он. — В парках все еще лежит снег и по-прежнему красиво.

Крепко держа девочку за руку, Джимми торопливо потянул ее за собой, а потом они вмести заскользили через Ковент-Гарден, мимо носильщиков с ящиками фруктов на головах и груженных тюками овощей тележек. Юноша повел Бэлль по ряду, где торговали цветами, и буйство ярких красок и дурманящий аромат тут же подняли ей настроение.

— Где среди зимы берут цветы? — спросила она.

Джимми поднял с земли розовый бутон и понюхал его.

— Наверное, в теплых странах, — ответил он, подошел ближе к Бэлль и продел цветок в петлицу на ее накидке. — Или выращивают в теплицах. Честно сказать, не знаю. Но я люблю сюда приходить, смотреть на них, нюхать. Цветы заставляют меня забыть о том убожестве, которое меня окружает.

— В пабе твоего дяди?

Юноша кивнул и задумчиво посмотрел на Бэлль.

— Да. Мужчины, пропивающие деньги, которые должны приносить домой, своим женам и детям… Эти люди хвастаются тем, что бьют своих жен, чтобы те ходили по струнке. Мне хотелось бы забыть о ворах, сутенерах, мошенниках и об убийцах. Я уже начинаю думать, что в Севен-Дайлс не осталось ни одного честного, доброго человека. Я не уверен даже в дяде Гарте.

— Он не может быть плохим. Дядя Гарт взял тебя к себе, оплатил похороны твоей мамы, — напомнила юноше Бэлль. — Мою маму тоже нельзя назвать порядочной женщиной, но, вероятно, у них обоих не было выбора.

— Возможно, ты права. Очень трудно самому пробивать себе дорогу в жизни. Не думаю, что те, кому это удается, остаются ничем не запятнанными, — задумчиво протянул Джимми.

Пока они шагали через Стрэнд, а потом вниз по набережной Темзы, Джимми рассказал Бэлль о том, как новости об убийстве в борделе в ту же ночь долетели до «Бараньей головы».

— Мы тогда еще не знали, кого именно убили, но кто-то выразил надежду, что это не Милли, потому что она очень хорошая девушка. До встречи с тобой я никогда бы не подумал, что в борделе встречаются порядочные люди. Той ночью я постоянно думал о тебе, беспокоился, пытался угадать, как это отразится на тебе и твоей матери.

Небольшой сад на набережной выглядел как на картине. Снег на тропинках немного просел, но под деревьями, кустами, на траве и железных перилах лежал толстым белым слоем. Эта хрустящая белизна напомнила Бэлль о том, что всего пару дней назад она была такой же чистой, как только что выпавший снег, но злодей растоптал ее наивную душу и обнажил перед ней всю жестокость этой жизни.

Девочке было необходимо, чтобы Джимми понял, каково ей пришлось, но она не могла облечь свои чувства в слова.

— Я действительно не знала, что происходит у нас в доме, — нерешительно начала Бэлль и тут же залилась румянцем. — До того вечера. Я думала, что мужчины платят за то, чтобы попасть на некую частную вечеринку, вот и все.

Джимми с понимающим видом кивнул.

— Я рассказал дяде, что познакомился с тобой. И он заметил, что тебя ограждают от всего происходящего в борделе. Еще он добавил, что следует отдать должное твоей маме, которая так хорошо тебя воспитала. Но, возможно, ей стоило раньше кое-что тебе объяснить. Наверное, правда тебя потрясла?

— И не говори! И что еще хуже, все это произошло с Милли. Она была единственной из девушек, с кем я была близка, — призналась Бэлль дрожащим голосом.

Джимми смахнул снег со скамьи и предложил присесть. Бэлль продолжила рассказывать историю, которой ей велела придерживаться мама. Джимми внимательно слушал. Девочке нравилось находиться на свежем воздухе, но, глядя на красоту сада, на дрозда, который продолжал прыгать перед ними по снегу, она чувствовала: ложь о том, что она спала, когда все произошло, вот-вот задушит ее.

— Не плачь, — стал утешать ее Джимми, обнимая за плечи. — Какой ужас, когда все это происходит у тебя над головой! Но не стоит больше говорить об этом, если ты так расстраиваешься.

Бэлль уткнулась лицом ему в грудь.

— Меня расстраивает то, что я должна обманывать, — еле слышно прошептала она. — Если я открою тебе правду, обещай, что не расскажешь ее ни единой живой душе!

Юноша пальцем приподнял ее подбородок так, чтобы лучше видеть лицо.

— Я никогда никому не расскажу твоих секретов, — пообещал он. — Моя мама умела хранить тайны и всегда говорила правду. Так что рассказывай, если тебе станет легче.

И тогда Бэлль взахлеб поведала ему о случившемся. Временами она говорила сумбурно, не могла подобрать нужных слов, и ей было стыдно рассказывать о том, что делал с Милли мужчина перед тем, как убил. Наконец девочка объяснила, что это мама настояла на том, чтобы она сказала, будто все это время спала у себя в комнате.

На лице Джимми читались замешательство и испуг.

— До того вечера я даже не знала, чем девушки занимаются с посетителями, — прошептала Бэлль, от стыда закрывая лицо руками.

Она горько заплакала. Сдерживаемые после всего происшедшего слезы хлынули ручьем. Джимми крепко обнял ее, прижал к себе и позволил выплакаться вволю.

В конце концов Бэлль удалось успокоиться. Она высвободилась из его объятий, нашла платок, чтобы высморкаться.

— Представляю, что ты теперь обо мне думаешь! — сказала она, зардевшись от стыда.