Книга Ты — мой ангел - Лоис Дайер

Карлу Джеймисону очень не хотелось быть тем человеком, который должен сообщить Чавесу, что Анжелика Карсон-Уитни жива. Он вытер платком вспотевшие лоб и шею, собрался с духом и постучал.

— Кто там?

— Джеймисон, — громко ответил он.

— Входи.

Бесстрастный голос босса всегда нервировал Джеймисона, а на этот раз он к тому же боялся, что тот изольет на него свой гнев.

— С добрым утром, босс! — поздоровался он, приближаясь.

Чавес медленно откинулся на спинку кожаного кресла и оглядел подчиненного. Затем жестом позволил ему сесть, и Джеймисон скованно опустился на самый край стула, сжав руки коленями.

— Я вижу, ты хочешь мне что-то сказать, — поощрил его Чавес, видя, что он не решается начать. — Ведь это так, Карл?

— Так, босс, — подтвердил тот, сглатывая.

— И что же это?

— Это касается той девчонки, — начал Джеймисон, вытянул из кармана платок и снова отер лоб.

— Какой девчонки?

— Девчонки Уитни… ну, той самой, которую племянник Хулио должен был спихнуть где-нибудь подальше к северу.

— Ах этой девчонки, — протянул Чавес.

— Да, сэр, этой самой, сэр. — Джеймисон помолчал. — Она… Боюсь, возникла проблема, сэр.

— Проблема? — переспросил Чавес очень мягко, почти мурлыча.

— Она жива! — выпалил Джеймисон и отшатнулся, когда лицо босса на миг исказилось бешеной яростью.

Впрочем, оно тотчас вновь обрело обычное бесстрастие. Чавес расположился в кресле еще удобнее, скрестил ноги под столом и некоторое время молчал, вертя в руке дорогой «паркер».

— Где она сейчас? — спросил он холодно.

— В больнице одного захолустного городишки под названием Рипаблик.

— А где племянник Хулио?

— Там же, в окружной тюрьме.

Резкое движение пальцев послало из-под золотого пера фонтанчик чернил прямо на подлокотник кресла. Очень медленно и аккуратно, сохраняя полный контроль над собой, Чавес взял со стола бумажную салфетку и вытер чернильное пятно.

— Я желаю знать все подробности, — раздраженно произнес он.

— Судя по всему, она была не мертва, а только оглушена. Когда полиция арестовала Луиса и его помощника Дэниела Эстевеса за превышение скорости в границах Рипаблик, девчонка попала в руки полицейским, и ее положили в больницу. Как только Луису разрешили сделать звонок, он связался со мной. Он говорит, что у нее амнезия, что она не помнит вообще ничего, даже своего имени.

Чавес резко поднялся, заставив Джеймисона подпрыгнуть. Однако босс всего лишь приблизился к сплошному стеклу окна, что выходило на город. После недолгого молчания он взорвался, мешая английскую и испанскую ругань.

— Идиоты! — рычал он. — Кругом одни идиоты!

— Какие будут приказания, босс? — робко осведомился Джеймисон. — Может, пристукнуть ее прямо в больнице?

— Нет, болван ты эдакий! Если ее убить, это привлечет интерес, поднимется шумиха, весь район будет под колпаком, а мы не можем рисковать своими канадскими контактами! Все нужно проделать как можно тише!

— Вы как всегда прозорливы, босс. Только скажите, что вы решили, и все будет сделано в лучшем виде!

Чавес ответил не сразу, скользя взглядом по залитым солнцем крышам зданий.

— Что касается родни Хулио, пусть за них заплатят залог и доставят обоих ко мне, а девчонку пока оставьте в покое. Следите за ее родителями. Если память начнет к ней возвращаться, первым делом она свяжется с семьей. Тогда ею и займемся.

— Ясно, босс!

Джеймисон вскочил и бросился к двери, вне себя от радости, что неприятный разговор позади.

— И вот еще что, Карл!

Тот замер, держась за ручку двери и опасливо глядя через плечо.

— Пусть придет Хулио. Немедленно!

— Да, сэр, — пролепетал Джеймисон. — Сию минуту, сэр!

Он рванул дверь и боком выскочил в коридор, не отваживаясь повернуться, чтобы снова не встретить взгляд Чавеса, полный холодной ярости.

Солнце уже давно скрылось за линией гор, в долине постепенно густели сумерки. Энжел стояла, положив руки на перила веранды, что шла вдоль всего фасада одноэтажного дома Джейкоба Маккендлеса, и разглядывала окружающее. Поодаль стояло несколько хозяйственных построек: амбар, сеновал, коровник, конюшня — все крепкое, построенное на многие годы. К конюшне примыкал загон, а за ним, как раз напротив веранды, находился большой пруд, где плавали и ныряли утки. Подъездная дорога заканчивалась между домом и амбаром, возле которого стояли машина и грузовичок-пикап. Двор был обнесен оградой с воротами.

Позади скрипнула дверь, потом закрылась с негромким стуком.

— Совсем не то, чего вы ожидали, не так ли? — раздался рядом знакомый голос, нарушая вечернюю тишину.

Энжел бросила взгляд через плечо, отчего ее золотисто-рыжие волосы качнулись на спине, словно приглашая зарыться в них руками. Джейка вдруг обдало жаром. Он едва удержался, чтобы и в самом деле не погрузить руки в густую рыжую волну.

— Я не знала, чего ожидать, но то, что вижу, мне нравится. Вы всегда здесь жили?

Джейк подошел ближе и оперся плечом на столб веранды, не вынимая рук из карманов. Он заставил себя отвести от девушки взгляд.

— Нет, этот кусок земли я купил десять лет назад, тогда же и построил все это.

— Что значит построили? Своими руками? Или нанимали подрядчика?

— Я все сделал сам, — невозмутимо произнес Джейк. — Сам валил деревья, сам тесал, сам возводил постройки.

— Чтобы валить деревья, надо знать, как это делается, — заметила Энжел, окидывая взглядом его широкоплечую фигуру. — Вы что же, были лесорубом, прежде чем стать помощником шерифа?

Он посмотрел на нее и улыбнулся, блеснув в полумраке белыми зубами.

— Я сказала глупость?

— Вовсе нет. Просто я подумал, что могу добавить еще крупицу информации к тому, что уже знаю о вас.

— Какую же? — быстро спросила девушка.

— Вы горожанка. Горожанам свойственно думать, что только специалист может хорошо выполнить работу. Мы, провинциалы, все делаем своими руками.

Энжел задумалась над этим предположением и решила, что Джейк, возможно, прав. Оно еще раз обвела взглядом постройки.

— Ну хорошо, тогда скажите, откуда вы знали, как правильно срубить дерево и как выполнить плотницкую работу.

— Начнем с того, что у меня полно друзей. Мы валили лес в холмах, лошади таскали бревна вниз, потом эти бревна обтесали и оставили на два года, чтобы как следует просохли… — Он провел ладонью по гладкому столбу, на который опирался, и это был жест удовлетворения и гордости. — Ну, а плотничал мой дедушка.