Книга Долго без тебя - Александра Ревенок

Ощущение жуткого холода подкралось неожиданно, еще больше затуманивая разум. Если бы девушка еще в состоянии была что-то слышать и воспринимать — обязательно бы удивилась тому, как звонко стучали ее зубы, когда все тело тряслось от холода.

Неожиданное тепло явилось из неизведанного пространства и окутало ее, как согретое на очаге одеяло. Тепло это было твердым, и ему невозможно было противиться. Сильные руки подняли ее и куда-то понесли. В этих руках стало так хорошо, даже головная боль отступила… И вдруг холод вернулся вновь.

— Не уходи, Патрик. Мне страшно. А с тобой нет. — Мужчина ничего не сказал. Только пододвинул стул к кровати и сел рядом.

— Тебе холодно.

— Д-да.

— Я сейчас вернусь.

— Патрик…

— Я вернусь. — Твердо пробасил он, и она поверила. А кому еще верить, если не ему?

Сквозь туман лихорадки Мюренн видела, как в комнату вошли Патрик и Мэри: мужчина казался взволнованным и взъерошенным, а женщина — сосредоточенной, как капитан корабля в буйный шторм.

Легкие прикосновения теплых рук Мэри отдавались тупой болью во всем теле, и это не прекращалось: ее трогали снова и снова, будто знали, что ей от этого больно. Пить ей и вовсе не хотелось, но экономка решительно прижала холодную чашку к губам молодой гостьи, заставляя выпить все ее — чашки — содержимое. И с этим содержимым совершенно определенно что-то было не так: голоса, которые и без того казались глухими и далекими, теперь и вовсе стремительно утихали, и Мюренн О'Кифф погрузилась в сон.

Утро наступило резко и вырвало девушку из теплых объятий сна приступом удушающе сильного кашля, который усиливался и усиливался, и который, как бы барышня не старалась подавить, не прекращался. Горло резко сжала невидимая рука, в зажмуренных глазах блеснула молния, а во рту почувствовался солоноватый привкус крови. Один судорожный вдох сменялся другим, а воздуха все равно не хватало.

— Это, — она снова сильно закашлялась. — Это катар! — К великому облегчению Патрика О’Браена, в этот момент в гостевую комнату вошла, даже, наверное, вбежала взволнованная Мэри.

Всю ночь его снедало странное чувство, это чувство жгло раскаленным камнем грудь. С этим чувством, как орхидеи с тропическими деревьями, плотно свивалось беспокойство, из-за которого даже после нескольких суток бодрствования Пат не смог уснуть, как бы не старался. Будь он привередой — можно было бы предположить, что все из-за софы: она была чересчур коротка для его роста. Но нет.

Короткая софа из комнаты для гостей была здесь совершенно ни при чем. Еще в средней школе О’Браен обнаружил у себя очень полезное свойство: он мог спать в любых условиях, даже стоя. Не имело значения, сколько подушек под его головой и есть ли они вообще, есть ли одеяло, и даже крыша над головой. Если он хотел спать — засыпал в любом месте и в любой позе. Это свойство особенно ценил он, и недолюбливала Мэри. Сколько раз она ловко подхватывала из расслабленных рук воспитанника кружки с горячим чаем или кофе?!

Но сегодня это полезное свойство не проявило себя никак. Совсем. А когда на рассвете Мюренн неожиданно закашлялась — ему и вовсе было не до сна.

— Мэри, я вызову скорую.

— Мне нужен волкобойник. — И девушка снова зашлась в приступе кашля.

— Мэри, что это такое?

— Патрик, неси лучше аптечку. Она на кухне под раковиной.

Мужчина среагировал быстро, не мешкая. Спустя минуту коробка с лекарствами была в руках у экономки.

— Закипяти воду. Лимон и мед в холодильнике.

Это утро было еще более беспокойным, чем два предыдущих. С тех пор, как О'Браен увидел Мюренн О’Кифф, лежащую без сознания на берегу, не было ни одного нормального часа. Спать не поучалось. Все тело было напряжено. Голова гудела.

Сейчас же, ко всему прочему, он испытывал настоящий страх. Страх за ее жизнь. Поэтому все, что говорила Мэри, мужчина выполнял неукоснительно и точно. Патрик сам себе удивлялся. Потому что все, что он испытывал внутри, никак не отображалось на его поведении, на выполнении четких инструкций. Уже через полчаса в комнате было тепло и даже жарко. Отопление работало на полную мощь, а камин горел так ярко, как, наверное, за всю свою историю не горел. Увлажнитель делал воздух все более мягким.

— Может быть, стоит вызвать Финна?

— Он отправит ее в больницу. А ты прекрасно понимаешь, что ей туда нельзя.

И были еще одни сумасшедшие сутки. И еще одни… Патрик стойко исполнял свое обещание и не уходил из комнаты Мюренн больше, чем на несколько минут. Пользы от него было мало, но он в состоянии полусна достойно сдерживал свое обещание, как, впрочем, и всегда.

По часам Мэри давала Мюренн какие-то таблетки, различные отвары. Мужчина же мог только следить за ее состоянием. К утру второго дня сухого удушающего кашля не было, жар спал, а вслед за ним и напряжение. Девушка погрузилась в сон, не в бессознательное состояние, а нормальный спокойный сон. Напряжение отпустило и Патрика, который спустя полчаса уснул на софе вслед за гостьей.

Прошло несколько долгих изматывающих дней прежде, чем Мюренн окончательно пришла в себя. Все это время Патрик и Мэри были рядом. Великодушие и тепло этих людей очень тронули девушку. Внутри них словно горел свет. Это было так необычно и так… особенно.

В деревне Дун был довольно большой порт, а потому в ней всегда было много приезжих. Моряки, торговцы, путешественники и священнослужители… Однако таких людей встречалось все равно очень мало. Когда с ними говоришь — словно касаешься света. Такой была и Винни, таким был святой отец Гай О’Фаррелл, такими были новорожденные, которых так любила принимать Мюренн, сложнее всего было признать таким и барона: местные англичан всегда недолюбливали.

Кроме того, теперь, придя в сознание, гостья из прошлого очень смущалась: уж слишком откровенно она цеплялась за, по сути, малознакомого мужчину, звала его, верила ему. И О’Браен был рядом все эти дни, несмотря на усталость и измождение, что смутило еще больше. Лишь на четвертые сутки, когда голова стала соображать, девушка поняла, что за все это время Патрик не отходил от нее ни на шаг.

Ярко-голубой цвет его глаз поблек и стал каким-то прозрачным, что особенно подчеркивали темные круги. Так весеннее солнце обнажает зимнюю грязь на улицах. Черная шевелюра больше не блестела, а лишь тускло торчала в разные стороны. Тень щетины в тусклом свете раннего утра делала его облик особенно зловещим, и девушке стало не по себе: уж слишком точно он напоминал сейчас Люцифера.

— Добрый вечер? — Услышала она странный голос и вздрогнула, казалось даже скрип несмазанных колес старой телеги приятней, нежели этот скрежет, который только вызывал мурашки. И Мюренн тут же устыдилась своих мыслей, ведь Патрик был рядом все эти дни и до такого изможденного состояния дошел, стараясь ей помочь. Сердце затопила благодарность и какая-то особенная нежность.

— Патрик, прости. — Мужчина нахмурился, отчего стал выглядеть еще более зловеще, но ничего не сказал. Девушка медленно глубоко вдохнула. Впервые за последнее время она могла свободно дышать. — Ты спал? — Этот вопрос ей самой показался до боли глупым и бессмысленным, и все-таки… Но хозяин дома вновь не проронил ни слова, лишь смотрел на нее странным неосмысленным взглядом, будто не понимал, кто или что перед ним. — Похоже, он и сейчас спит. — Мюренн неуклюже выползла из-под теплого пухового одеяла и нетвердой походкой пошла через всю комнату к Патрику.