Книга Огненные письмена - Маркус Сэйки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если говорить о резидентах и их благе, – сказал Купер, – Винсент в буквальном смысле наша единственная ниточка, и мы собираемся просить его предать Эйба. Я не знаю, в каких он отношениях с вашим боссом, но не исключено, что он откажется.
– Так, въехал, – прогнусавил Итан, подражая произношению персонажа из низкобюджетного детектива. – Ты, значит, мне втыкаешь кусачки ему показать, чтобы очко заиграло.
– Я всего лишь говорю: он должен нам помочь. Точка.
– Постойте. Вы не шутите? – Итан остановился. – Что вы имеете в виду? Это гестаповский подход.
Может быть, сказалась утренняя неудача. Или то, как мир, с упорством, достойным лучшего применения, двигался к катастрофе. Или запах мочи в коридоре. А может, Купер просто устал, накопилось раздражение, чертовски давно не видел детишек. Какова бы ни была причина, но злость проснулась в нем со скоростью атакующей кобры, и он, еще секунду назад не замышлявший ничего такого, развернулся и прижал Итана к стене. Ученый удивленно вскрикнул.
– Я устал от сравнений с гестапо, – четко произнося слова, проговорил Купер.
Внутренний голос шептал ему: «Легче, легче», но другой голос напоминал, что у него было две возможности убить Джона Смита, что он способствовал отрешению от власти одного президента и не смог уберечь другого, что, как он ни пытался создать лучший мир для своих детей, ему удалось лишь приблизить конец света.
– Америка, – пояснил Купер, – сейчас находится в состоянии войны, потому что я не действовал как гестапо. Семьдесят пять тысяч солдат погибли, потому что я не действовал как гестапо. Мальчишку линчевали, потому что я не действовал как гестапо.
И только выговорившись, он понял, что именно это и не давало ему покоя в последнее время. Повешенный подросток в одной кроссовке. Именно поэтому он и избил сегодня утром до потери сознания трех человек. Поэтому и сейчас его мышцы действовали, опережая его мысли. Он заставил себя глубоко вдохнуть, увидел страх в глазах Итана, и его ярость ушла так же быстро, как появилась.
– Извините. – Он отпустил ученого. – Я устал оттого, что люди, которым никогда не приходится принимать таких решений, говорят мне, будто я монстр.
Итан уставился на него с открытым ртом.
– Сорен мог убить всю мою семью, – сказал он. – Вы спасли мою жену и дочь. Мы можем расходиться во мнениях, но я никогда не считал вас монстром.
Купер кивнул и пошел дальше, бросив через плечо:
– Извините, нервы немного разыгрались.
* * *
Купер предполагал увидеть гуляющую кругами многотысячную толпу, услышать громкие разговоры и крики детей. Может быть, даже смех. Но его взгляду предстали около ста человек. Они безучастно ходили по игровой площадке, разговаривали шепотом, старались не поднимать глаз. За ними наблюдали десятки вооруженных солдат. Ощущение возникало такое, будто ты попал в тюрьму или зоопарк. За площадкой были удалены кресла для зрителей, и наклонное пространство застроено рядами панельных комнат, похожих на детальки «лего». Ряды за рядами уходили в темноту. На гулком стадионе стояла тревожная тишина. Голоса, едва звучавшие на площадке, заглушались тяжелым грузом всего этого пространства.
«Кто-то все это спланировал заранее, – вспомнил Купер слова Итана. – Какова вероятность того, что он действовал от чистого сердца?»
У солдата, стоявшего возле лестницы секции С, на подбородке расцветало целое созвездие прыщей. Проверив предъявленные ему значки, он спросил у Купера:
– Хотите, чтобы я отпер, сэр?
– Их держат взаперти?
– Да, сэр. В целях безопасности.
Купер уставился на него и сказал:
– Си-шесть-восемь.
Охранник пошел наверх, Купер двинулся следом, держась одной рукой за перила. Он вдыхал застоялый запах пива и вел подсчеты в уме.
«Семь в одном ряду, двадцать рядов в секции, двадцать секций, всего около трех тысяч. Три тысячи клеток.
Клеток для таких, как ты».
Когда они дошли до клетки Винсента, охранник провел карточкой по считывателю электронного замка, взял на изготовку винтовку и объявил:
– Си-шесть-восемь! Посетитель.
Он потянулся к ручке двери, но Купер остановил его:
– Я сам.
– Вы уверены?
– Уверен.
Он дождался, когда охранник уйдет, и открыл дверь.
Панельная комната имела в ширину менее полутора метров и в длину около двух с половиной – размер стенного шкафа или листа фанеры. Коробка без окон, места достаточно лишь для койки и биотуалета, вонь которого стояла в воздухе. У лежащего человека были тонкие черты актера с рекламы шотландского виски, хотя его привлекательной внешности не шли ни синяк под глазом, ни сломанный нос.
Не отводя взгляда от лампы, Винсент Лус сказал:
– Вы не охранник.
– Меня зовут Ник Купер. Нам нужно поговорить.
– О чем?
– Не хотите подышать воздухом? – спросил Купер, показав на дверь.
* * *
Прежняя ложа для прессы – вот самое тихое место, какое им удалось найти, отсюда когда-то трехмерные камеры вели запись игр «Ников». Винсент прислонился спиной к наружной стене, уставился на превращенную в тюрьму арену. Его побитое лицо отражалось в стекле.
– Вы здесь ведете допросы и пытаете водой? Должен вам сказать, я ничего не знаю о тайных планах анормальных.
– Я хочу поговорить о докторе Эйбрахаме Каузене.
– Вы шутите? – повернулся к нему Лус, и в его глазах сверкнул огонек. – Невероятно.
Купер хотел было объяснить, но передумал.
«Это не защитное поведение».
– Сначала он выдает меня фашиствующим гопникам-сосе дям, которые… – Он оборвал себя, не закончив предложения. – А когда я с испугу принял идиотское решение прийти сюда, он хочет спасти положение? Пошел он к черту, ваш Эйб. Я уж лучше останусь здесь, чем назову его спасителем.
– Я думал… – начал Купер и замолчал.
Он понял, что что-то упустил, что-то важное.
– Таково его представление о жесте любви? – сказал Винсент.
«Опа».
Купер скосил взгляд на Итана, который лишь пожал плечами: я, мол, ни о чем таком и не догадывался.
– Значит, вы с Эйбом – пара?
– Мы порвали отношения год назад, если уж вы назвали нас парой. Чтобы жить вместе, нужно уважать друг друга. Он никогда не видел во мне личность. Скорее – фетиш.
– Что вы имеете в виду? – спросил Купер, выкатил кресло на колесиках и сел.
– Он любит мозганов, – сказал Винсент. – Ко мне он не питал никаких чувств – только к моему дару. А его работа! Он мог бы изобрести средство от рака, а он всю свою энергию тратит на то, чтобы найти способ сделать обычных людей сверходаренными.