Книга Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы - Юлия Кантор

«Тов. Сталину

Направляю для ознакомления копию письма Тухачевского и справку Штаба по этому поводу. Тухачевский хочет быть оригинальным и… “радикальным”. Плохо, что в К. А. есть порода людей, которые этот “радикализм” принимают за чистую монету. Очень прошу прочесть оба документа и сказать мне твое мнение.

С приветом – Ворошилов»[97].

В своем ответе Сталин однозначно встал на сторону Ворошилова. Письмо Сталина по поводу предложений Тухачевского было оглашено на расширенном пленуме РВС СССР 13 апреля 1930 г. Характерен и стиль общения Сталина и Ворошилова – «на ты».

«Совершенно секретно

Тов. Ворошилову

Получил оба документа и объяснительную записку Тух-го, и “соображения” Штаба. Ты знаешь, что я очень уважаю т. Тух-го, как необычайно способного товарища. Но я не ожидал, что марксист, который не должен отрываться от почвы, может отстаивать такой, оторванный от почвы, фантастический “план”. В его “плане” нет главного, то есть учета реальных возможностей, хозяйственного, финансового, культурного порядка. Этот “план” нарушает в корне всякую мыслимую и допустимую пропорцию между армией, как частью страны, и страной, как целым, с ее лимитами хозяйственного и культурного порядка…»[98]

Сталин недоумевал, как мог возникнуть такой план в голове марксиста, прошедшего школу Гражданской войны, и резюмировал: «план» Тухачевского – результат модного увлечения «левой» фразой, увлечения бумажным, канцелярским максимализмом. «Осуществить» такой «план», – считал генсек ВКП(б), – наверняка загубить и хозяйство страны, и армию: это было бы хуже всякой контрреволюции. Отрадно, что Штаб РККА, при всей опасности искушения, ясно и определенно отмежевался от этого плана[99].

Тухачевский утверждал, что имел в виду отмобилизованную для ведения войны армию с учетом потерь и потенциальных резервов мобилизационных возможностей военной и гражданской промышленности. «По моим расчетам, – пояснял командующий ЛВО, – для организации нового типа глубокого сражения необходимо по мобилизации развернуть 8-12 тыс. танков, о чем я заявлял на РВС, еще не зная Вашего письма… Необходимо иметь в виду, что в танковом вопросе у нас до сего времени подходят очень консервативно к конструкции танка, требуя, чтобы все танки были специально военного образца… Танки, идущие обычно во 2-м и 3-м эшелонах, могут быть несколько меньшей быстроходности и большего габарита… А это значит, что такой танк может являться бронированным трактором»[100].

Этот сюжет является яркой характеристикой нарастающих противоречий внутри РККА по проблеме трансформации военной доктрины: в принципиальных вопросах развития военно-промышленного комплекса и технической модернизации Вооруженных сил. Однако даже после столь однозначно негативной реакции генсека командующий ЛВО продолжал настаивать на своем. И обратился лично к главе государства. Его докладная дает возможность увидеть не только практическую «погруженность» автора письма в данную тему но и тот факт, что Сталин в то время глубоко вникал в ситуацию в военной сфере, в частности в новые проблемы вооружения. Об этом говорит подробность, с которой Тухачевский описывает сугубо инженерно-технические аспекты.

«30 декабря 1930 г. Ленинград. Сов. секретно

Уважаемый товарищ Сталин!

В разговоре со мной во время 16-го партсъезда по поводу доклада Штаба РККА, беспринципно исказившего и подставившего ложные цифры в мою записку о реконструкции РККА, Вы обещали просмотреть материалы, представленные мною Вам при письме, и дать ответ.

Учитывая Вашу занятость, я думаю, что Вы физически не будете в состоянии ни просмотреть мои материалы, ни сличить их с докладом Штаба РККА. В связи с этим у меня к Вам очень большая просьба: поручить просмотреть материалы и разобраться в них ЦК или товарищам по Вашему усмотрению.

Я не стал бы обращаться к Вам с такой просьбой после того, как вопрос о гражданской авиации Вы разрешили в масштабе большем, чем я на то даже рассчитывал, а также после того как Вы пересмотрели число дивизий военного времени в сторону значительного его увеличения. Но я все же решил обратиться, так как формулировки Вашего письма, оглашенного тов. Ворошиловым на расширенном заседании РВС СССР и основанного, как Вы мне сказали, на докладе Штаба РККА, совершенно исключают для меня возможность вынесения на широкое обсуждение ряда вопросов, касающихся проблем развития нашей обороноспособности»[101].

В подтверждение последнего тезиса командующий ЛВО напоминал, что исключен как руководитель по стратегии из Военной академии РККА, где вел этот предмет в течение шести лет. И тем не менее, «столь же решительно, как и раньше» Тухачевский, осознававший «ложность своего положения», в письме Сталину утверждал, что Штаб РККА исказил предложения его записки и подменил целый ряд цифр, чем представил их в «фантастической абсурдной» форме. Командующий ЛВО в дополнение к записке отправил Сталину документы, подтверждающие эти искажения. В дополнение к ранее посланным материалам, Тухачевский доложил о последних наработанных данных по вопросу о массовом танкостроении.

В первом письме к Сталину он писал о том, что «при наличии массы танков встает вопрос о разделении их по типам между различными эшелонами во время атаки, в то время как в первом эшелоне требуются первоклассные танки, способные подавить противотанковые пушки, в последующих эшелонах допустимы танки второсортные, но способные подавлять пехоту и пулеметы противника»[102].

Тухачевский писал вождю с максимальной подробностью, с детальным погружением в специфические промышленно-производственные и сугубо военно-технические детали – это был единственный шанс обойти Ворошилова, не способного к подобному анализу, о чем знал и Сталин. «Устоявшаяся на опыте империалистической войны консервативная мысль представляет себе развитие танков в тех сравнительно небольших массах, в каких их видели в 1918 г. Такое представление явно неправильно. Уже к 1919 г. Антанта готовила 10 тыс. танков, и это почти на пороге рождения танка. Представление будущей роли танков в масштабе 1918 г. порождает стремление соединить в одном танке все, какие только можно вообразить, качества. Таким образом, танк становится сложным, дорогим и неприменимым в хозяйстве страны. И наоборот, ни трактор, ни автомобиль не могут быть непосредственно использованы как основа такого танка. Совершенно иначе обстоит дело, если строить танк на основе трактора и автомобиля, производящихся в массах промышленностью. В этом случае численность танков вырастет колоссально…»[103] Тухачевский фактически предлагал поставить мирную промышленность на военные рельсы. Командуя Ленинградским ВО, он искал пути усиления военно-промышленного комплекса. Исследуя деятельность крупнейших ленинградских предприятий, он считал не только возможным, но и необходимым за счет продукции, нужной советскому сельскому хозяйству, наладить выпуск военной техники новейших образцов.

«… Красный пути ловец с марта 1931 г. будет выпускать новый тип трактора в полтора раза более сильный. Нынешняя модель слишком слаба. Новый трактор даст отличный легкий танк. Модель Сталинградского завода и Катерпиллер также приспособляются под танк. В общем вопрос применения трактора и автомобиля для танка надо считать решенным и в наших условиях. Второе условие массового производства танков – штамповка броневых корпусов – точно так же уже разрешено. Очень характерно, что все известные нам образцы штампованных корпусов совпадают с фабричными марками автомобилей и тракторов, причем наиболее интересующих нас образцов мы несомненно еще не знаем. Чтобы выяснить условия штампования и сварки танковой брони, командующий ЛВО познакомился со штамповкой больших котлов в Ленинграде на заводе им. Ленина и на заводе Вашего имени. Выяснилась полная возможность штампования брони для танков… Итак, резюмировал Тухачевский, “мы обладаем” всеми условиями, необходимыми для массового производства танков. “Докладная записка штаба РККА не только потому возмутительна, что рядом подложных цифр ввела Вас и тов. Ворошилова в заблуждение, но больше всего вредна тем, что является выражением закостенелого консерватизма, враждебного прогрессивному разрешению новых военных задач, вытекающих из успехов индустриализации страны и социалистического строительства. Во всей своей организационной деятельности Штаб РККА в лучшем случае поднимается до давно устаревшего уровня 1918 г., но зато решительно отстает от общих темпов нашего развития”»[104].