Книга Небесный Стокгольм - Олег Нестеров

Говорил великан пятиклассник убедительно. Несмотря на скучную тему, постепенно все завелись и посыпались вопросы: про Канторовича, про наши новые ЭВМ, были и совсем специальные, которые Петя не понимал. Веру все это очень заинтересовало, после дискуссии она подошла к парню, и они долго о чем-то говорили.

На сцену вновь вышли музыканты и заиграли «джем», к ним то и дело подтягивались другие сидящие в зале, стало совсем уютно и просто. Начались танцы.

– Москву не узнать. – Пете все очень нравилось.

– Погоди, скоро вообще все будет так, как нужно, – сказала Вера, – когда всех этих маразматиков старых на пенсию отправят.

– Это кого? – не понял Петя.

– Того, кто в трухлявую идеологию вцепился и стране дышать не дает. Ни хлеб растить, ни людей красиво одевать, даже деньги считать и то не дает. Оставим все то же самое, только идеологию уберем – страну не узнаем.

– А мне и сейчас хорошо. – Белка доедала очередное мороженое. – Правда во ВГИКе у нас осталась парочка старых идиотов. Мне моя подруга постоянно рассказывает про Бабочкина, она с актерского, он там у них мастер. Самодур редкостный.

– Это кто Чапаева играл? – спросила Катя.

– Да он много кого играл, только все это ему на пользу явно не пошло. Ку-ку дядя. Все воют. Спасаются тем, что истории смешные про него придумывают.

– Про Бабочкина?

– Про Чапаева. Ну вернее, про Бабочкина-Чапаева.

Кира замер. Он даже слегка побледнел. Потом резко встал и пошел сквозь танцующих, прямо через весь зал, к выходу.

Все сидели, не понимая, в чем дело. Петя слегка отодвинул штору и посмотрел сквозь витрину – Кира уселся прямо на бордюр под деревом и качался из стороны в сторону.

– Он что, нервный? – удивилась Вера. – Или это его родственник?

– Кто? Чапаев?

* * *

Они расстались только часа в три ночи, ходили втроем по улице Горького вверх-вниз, иногда смеялись так, что приседали на корточки или прижимались к холодным цоколям послевоенных домов. Чапаев-Бабочкин оказался их долгожданным супергероем.

С одной стороны, это был настоящий, существующий герой-революционер, с другой – это был лишь персонаж фильма, вызывающий симпатию и улыбку. Над ним можно и нужно было смеяться. И смех этот мог быть бесконечным.

Петя уже исписал половину блокнота, а истории все шли и шли. Антон поворачивал их в свою сторону, Кира в другую, Петя кидал в топку все, что приходило в голову: сюжеты передач, героев мультфильмов, Гагарина с Титовым, кукурузу – Василий Иванович перемалывал все, все ему шло, все делало его героем. Смешным героем.

В какой-то момент он только потребовал Петьку.

И Анку.

* * *

К Филлипычу вошли молча и сели без приглашения.

– Мы его нашли.

– Кого?

Петя достал из кармана сложенный вчетверо листок из старого «Огонька» и развернул его перед Филиппычем.

– Только теперь нам будет нужен библиотечный день.

Глава 6

Ждали Мухина, он им строго-настрого приказал без него внутрь не входить. И когда наконец появился, стало понятно почему. Встретивший их узбек-метрдотель поклонился и поприветствовал:

– Юрий Николаевич пришел.

Отвели в отдельный кабинет. Мухин сел прямо на подушки, привычно скрестив ноги, всем остальным принесли маленькие табуретки. Заказали всевозможной еды и бутылку водки. Правил всем Мухин.

В «Узбекистане» Петя был впервые, хотя многое о нем слышал.

– Я вижу, вас все-таки выперли из чекистов, – с удовлетворением сказал Мухин. – Иначе что за посиделки в рабочее время?

– У нас теперь раз в неделю будет так, – объяснил Петя. – Называется библиотечный день. Думали про субботу, но там и так короткий день, поэтому выбрали четверг. Нужно только утром прийти в контору, посидеть до обеда, а потом свободны.

– Работы, что ли, не стало?

– Да нет, просто у нас специфика такая, некоторые вещи в кабинете с девяти до пяти не сделаешь. Мы должны просто куда-то ходить, получать впечатления, кое-что придумывать. Только все вместе.

Мухин недоверчиво на него посмотрел и разлил всем водки.

– Вот это только лишнее, – сказал Антон.

– Да брось ты, с такой едой выйдешь трезвее, чем зашел, – отмахнулся тот.

Петя попробовал шурпу, наваристого супа с картошкой и мясом, – было вкусно.

– Но мы и вправду будем ходить в библиотеки, – пояснил Кира. – У нас допуск теперь к таким материалам… Хочешь – любой западный журнал, даже за последний месяц, любая книга. Все архивы, ну, вернее, почти все – в нашем распоряжении.

– А я из Африки только что. – Мухину, как всегда, было чем крыть. – Работали по три песни в концерте. Одна из них неграм очень нравилась – про арбуз.

– Не слышал такой.

– Да слышал. «Россия, Россия – вольные края», поместному «рогия» – арбуз, вот все там и смеялись, перевода-то не было.

– А знаете, что такое по-турецки ням-ням? – Кира, похоже, слегка разомлел. – Так они лоно женское называют.

Под лагман выпили еще.

– Бедность там жуткая, а мы жили в шикарном отеле, халат меняли каждый день. У каждого свой номер с вы ходом на океан. Базары, развалы – там мы шмотки покупали, платили-то по семь долларов в день целый месяц. Купил себе кассетник. А вообще, я неопытный, потратил на всякое барахло, зонтики с кнопкой… Вот наш кларнетист взял там проигрыватель «Pioneer», а сюда приехал – сдал его и купил «Москвич», вот это я понимаю.

Принесли шашлык по-карски – здоровый кусок мяса с бараньими почками, разлили еще.

– Как-то нам дали суп из акульего плавника.

– Ну и как?

– Красивый, красного цвета, но на вкус не помню. После него – курицу-гриль каждому. Потом принесли чашку с золотой водой, Капа ее выпила, а оказалось, руки мыть, но ничего, обошлось. По вечерам складывались с акробатами, полтора доллара с носа, покупали литрушку джина, банку тоника и маринованные огурцы – закусывать.

– Я тебя не узнаю, Мухин. Ты же музыкант. А ты все про акробатов и акульи плавники нам рассказываешь.

– И про арбуз.

– Между прочим, я оттуда чемодан пластинок привез, – обиделся Мухин. – Все, о чем мечтал только: и Паркер, и Питерсон, и Джо Пасс. У меня, может, вообще новая жизнь началась. Целыми днями слушаю. Уволился я от Капы.

– Уволился? – удивились все.

– Все это надоело. Хочется музыкой заниматься серьезно. Впереди большой взлет.

– А на что жить-то будешь?

– Пока устроился к Бернесу.

Все замолчали.