Книга Рандеву на границе дождя - Мария Воронова

– Господа, ну что вы, – сказал Руслан негромко. – вы же гуманисты, врачи, а выражаетесь так, что слушать страшно.

– Действительно, – засмеялся миролюбивый Колдунов, – что за уровень дискуссии, сам ты лошадь! Фу!

– Так не изволите ли пересмотреть график, ваше сиятельство? – Спасский встал и потянулся к доске, на которой висел упомянутый документ.

– Изволю, изволю… Давай сюда. А ты, Русланчик, что? – Колдунов подмигнул и занес карандаш, чтобы поменять местами дежурства. Дело это было непростое – составить график таким образом, чтобы в бригаде каждый день был хоть один сильный хирург. – может, возьмешь хоть пару смен в месяц? А?

– Да надо бы, – протянул Руслан неопределенно.

– Давай, тебе самому легче будет! Когда тяжело на душе – это первое дело: загрузить себя работой до опупения. Так, чтобы не помнить, кто ты такой. Водка, конечно, тоже способствует, но не так.

– Не так.

– На октябрь у меня уже все сверстано, а в ноябре приходи, – продолжал Колдунов, делая какие-то исправления в графике и любуясь на свою работу. – кто у меня есть, Андрей да Мила, ну сам я, так сколько можно на нас выезжать? Эх…

– Даем дорогу молодым, а они не идут, – сказала Мила, шлепнув пачкой историй по столу. – весь этот детский сад сначала приходит, глаза горят, хирургия forever, а не успеешь их имена выучить, как смотришь, а они уже рассосались все по перспективным специальностям. Это мы думали только о том, чтобы работа была интересная и приносила моральное удовлетворение. Сейчас не так.

– Ой, Мила, перестань! Раньше все то же самое было, что сейчас. Просто ты горела энтузиазмом, и тебе казалось, что и все горят. Ты вообще уникум была, сломала мне шаблон, как говорится.

– Что я тебе сломала, Ян Александрович?

– Шаблон.

– Порвала, надо говорить.

– Ну или так. Короче, благодаря тебе я понял, что девушка может быть таким же хорошим хирургом, как и парень. Не знаю, Андрей Петрович, помнишь ли ты, как Мила пахала?

– А с тех пор что-то изменилось? – Спасский встал и заглянул Колдунову через плечо, чтобы удостовериться, что рекомендации его учтены.

– Ничего! Ровным счетом ничего! Но я даже не о том, как много она работала, а с какой скоростью профессионально росла. В молодости я считал, что женщина-хирург – это, как говорится, все равно что морская свинка. Не имеет отношения ни к морю, ни к свиньям.

Мила громко засмеялась и сказала, что Ян Александрович – сексист.

– Еще какой! Ну а если серьезно, то хирург-то я на самом деле средний…

– Не свисти! – буркнул Спасский.

– Нет, правда, – Ян Александрович спокойно улыбнулся, так что сразу стало ясно, он говорит это не из кокетства и не из желания, чтобы его скорее убедили в обратном. – я тактик, а не стратег, другими словами, могу вылечить больного, используя все передовые достижения медицинской науки, но чтобы самому предложить новый метод лечения – нет. Поэтому я никогда особо не рвался в научные работники, докторскую защитил просто для галочки. Но чем я реально горжусь – так это своими учениками. Это кроме шуток, Мила. Вон ты какая получилась, а потом и Руслана выучила. Получается, у меня уже хирургические внуки появились…

– Целая, не побоюсь этого слова, плеяда. Главное, со мной совершенно не обязан был возиться, но у тебя закон был – пришла на дежурство, хочешь работать – получай науку.

– Единственное, чем мне не жалко делиться с людьми, – это знания, – назидательно сказал Колдунов. – единственное, чем не жалко.

Руслан натянуто улыбнулся, не желая показать, что разговор ему неприятен. Он сам бы не мог объяснить себе, откуда это чувство, почему признания Колдунова так уязвили его.

Поскольку Мила очень чтила Колдунова, Руслан поневоле был в курсе его богатой трудовой биографии и знал, что карьера у него никогда не завязывалась, несмотря на безусловный профессионализм и боевой опыт. То ли Ян Александрович сам был равнодушен к регалиям, с детской непосредственностью устремляясь туда, где интересно, и занимаясь тем, что нравится, то ли находились люди, которым прямолинейный и порядочный Колдунов был неугоден…

Пройдет совсем немного времени, с горечью подумал Руслан, и я буду так же сидеть в этой самой ординаторской и говорить свое «зато», находя все более прекрасные оправдания несложившейся карьере. Стану рассказывать всем, как меня утомляла административная деятельность и с какой радостью я от нее отказался, чтобы целиком посвятить себя любимому делу – лечению людей. Только очень сомнительно, чтобы кто-то стал слушать мое нытье. Второй профессор на кафедре – не та фигура, с которой есть смысл считаться.

Руслан покосился на часы. Что ж, рабочий день почти закончился, никаких экстремальных ситуаций не назревает, можно собираться домой. Но там несносный Макс, и непонятно, в каком настроении. Хорошо, если сидит за книгами, а если на него найдет стих милосердия и сострадания и он полезет в душу любимому брату, не принимая во внимание, хочет ли этого любимый брат?

Позвонить Полине? Руслан невольно поморщился. Чем дольше они общались, тем меньше находилось тем для разговора. Странно, с Ингой ему всегда было интересно, в те минуты, что они оставались наедине, он никогда не скучал, не искал, чем занять время, разговор их тек свободно, и они прекрасно понимали друг друга. Никогда такого не бывало, чтобы они сидели, поддерживая какую-то вымученную беседу, лишь бы только между ними не воцарилось тягостное молчание, показывающее, что они чужие и чуждые люди.

Вероятно, если бы Полина уступила его натиску, он был бы сейчас вполне счастлив с ней, и не исключено, что сделал бы предложение. И прожил бы всю жизнь бок о бок, очарованный ее мягким и немного сонным обаянием, и никогда бы не узнал, что связался с эгоистичной и приземленной женщиной.

Полина – человек со здоровой психикой и здоровой моралью, тут не возразишь. И надо уважать ее за это, а все свои соображения по поводу «мещанского мировоззрения» засунуть куда подальше, ибо это всего лишь рудиментарный всплеск чувств феодала, которому не дали воспользоваться правом первой ночи. Или, хуже того, раздражение избалованного мальчика, который вдруг понимает, что для того, чтобы что-то получить, недостаточно просто захотеть.

– Иногда я думаю, что не сделал ничего особенного в профессии, – задумчиво продолжал Ян Александрович. – ничего такого, что можно ожидать от профессора и доктора наук. Так, кропал при случае статейки, но все это были частные вопросы. Оперировал много, это да, но порой брал такие случаи, где прекрасно справились бы и без меня. Создавал себе иллюзию, что я страшно незаменим в операционной, лишь бы не сидеть в кабинете и не выжимать из себя умные мысли. Да что я вам говорю, будто вы сами не так делаете!

Мила со Спасским засмеялись.

– Так вот, когда я думаю, что растратил жизнь на всякую рутину, то вспоминаю своих учеников и понимаю, что все было не зря. Да что далеко ходить, взять хоть нашего нового ректора! Я, конечно, не могу претендовать на звание главного наставника, но все же кое-что передал ей в свое время.