Книга Кукловод. Книга 2. Партизан - Константин Калбазов

— Я сидел молча и никого не трогал, пока эта экзальтированная идиотка не подняла шум, а гвардейский полковник не вынудил ответить на его вопрос. Уж извините, не знал, что в России нельзя дураков называть дураками.

— Не всех дураков можно называть поименно.

— Знаю. Поэтому не назвал ни одного имени и даже не намекнул на высшее командование, упомянув только один эпизод. А ведь стоило бы вспомнить о нашем генералитете. Сколько русских солдат легло в Мазурских болотах? Такое впечатление, что японская война никого и ничему не научила.

— Ну, если вы такой умный, отчего же тогда не отправитесь на фронт?

— И что будет зависеть от такого добровольца, как я?

— Спасете хоть одну жизнь и уже останетесь правы, хотя бы в своих собственных глазах. А там, кто знает. Война, она способствует росту карьеры, глядишь, тогда от вас будет зависеть и побольше. Тот же барон Врангель из ротмистров шагнул в полковники. И уверяю вас, знакомства и связи тут ни при чем.

— Спасибо, я учту ваше мнение, если меня не расстреляют в самое ближайшее будущее.

— Помилуйте, да с чего же?

— Ну как же. Провокатор, а время нынче военное.

— Угу. Да если мы будем судить и расстреливать всех только за то, что они высказали свое мнение, а по молодости увлекались в политических кружках, то в России и образованных людей-то не осталось бы.

— Вот даже как. И это успели раскопать.

— А чего тут копать. Жандармское управление рядом, архивы у них под рукой, время военное, и запросы контрразведки являются первоочередными.

— И что меня ожидает?

— Что вас ожидает, я не знаю, потому как не ясновидящий. А вот кто, знаю. Одна дама, которая провела в управлении всю ночь и не намерена его покидать, пока вас не выпустят.

— То есть вы меня отпускаете?

— В принципе всю исчерпывающую информацию мы получили еще ночью, но у дежурного офицера не было полномочий для принятия этого решения. Кстати, в вашу защиту выступил и барон Врангель. Мало того, он сам явился к нам, как только узнал, куда вас препроводили.

— Странно. Мне показалось, что он готов был меня убить на месте.

— И вы недалеки от истины. Но и не признать вашу правоту он также не мог.

— Что же. Значит, не безнадежен. А кто эта дама, которая меня дожидается?

— А вот с этим разбирайтесь сами. Вот подпишите здесь и здесь. По поводу нанесения вам телесных повреждений — это вам в полицейский участок. Хотя…

— Вы не советуете?

— Просто зря потратите время. Там ведь тоже патриоты.

— Понятно. Нет, в полицию я не пойду.

— Ну, это вам решать. Пожалуйста, это ваш пропуск. И на будущее. В следующий раз думайте, прежде чем о чем-то говорить.

Простившись с капитаном, Шестаков вышел из кабинета в широкий и благодаря большим окнам в торцах светлый коридор. Оказавшись в нем, он повернул направо, насколько он помнил, выход должен был находиться где-то там. В управлении было многолюдно. По коридору постоянно сновали военные и гражданские, впрочем, возможно, тоже офицеры, просто одеты в цивильное.

Ожидавшая его дама обнаружилась у проходной, неподалеку от стойки, за которой сидел дежурный офицер. Надо же. Вот уж кого не ожидал увидеть, так это ее. Насколько ему было известно, она вышла замуж за какого-то инженера и даже была счастлива в браке. Вернее, известно было не Шейранову, а Шестакову.

К черту это раздвоение личности! Пора становиться Шестаковым полностью и безраздельно. В конце концов, этому упырю он воли давать не собирается, а потому и второго «я» нет и в помине. Есть его воспоминания, и не более.

— Ирина?

— Иван. — Она быстро поднялась, но замерла, не решаясь преступить грань, за которую без пропуска не пройти.

Шестаков вручил бумажный квадратик дежурному и вышел к ней сам. Все так же стройна и статна, что лишний раз подчеркивает пальто с лисьим воротником. Нда. Не сказать, что живут богато. С другой стороны, какая разница, если в семье тепло и уют. Но как видно, старая любовь не ржавеет. А иначе что бы она тут делала?

— Ты как? — обегая его беспокойным взглядом, поинтересовалась она.

— Нормально. Пошли отсюда.

— Пойдем.

На улице было солнечное морозное утро. Погода такая, что так и подмывало прогуляться. Вот только не в том виде, что был у Шестакова. Правда, пальто и шапке не досталось, они ведь были в гардеробе, когда его били. Но зато плачевное состояние брюк и обуви скрыть было трудно. Как, впрочем, не спрятать и изрядно помятое лицо.

Он с сожалением осмотрелся вокруг. Справа от него Дворцовая площадь с Александровской колонной. Напротив — Зимний дворец. Отчего-то выкрашен не в бирюзовый, а в красный цвет. Словно предвещает кровавый этап истории государства.

Он бы определенно прогулялся по городу. Интересно ведь. Однако вместо этого решил как можно быстрее убраться с улиц и привести себя в порядок. Извозчик нашелся сразу же — центр города, да еще и в такую хорошую погоду. Несмотря на довольно ранний час, народу на улице предостаточно. Солнышко расстаралось.

— Боброва, как ты здесь оказалась? — когда они наконец устроились в санях и назвали адрес, поинтересовался Шестаков у женщины.

— А я была на том благотворительном ужине. Не одна, конечно. Мне такой ужин не по карману. Меня с собой взяли моя сестра и ее муж. Но я все же вношу посильный вклад в обществах вспомоществования, — тут же поспешила уточнить она. — А еще пошла на курсы сестер милосердия. Мне обещали место в госпитале.

— Не понимаю. Зачем тебе это? Где та курсистка, которая с таким жаром и пылом поддерживала написание поздравительного письма японскому императору в связи с победой японского флота в Цусимском бою? Ты ведь одной из первых поставила свою подпись под этим письмом.

— Время течет, все меняется, и мы тоже. Тогда я этому радовалась, а потом посмотрела на происходящее с другой стороны.

— После того, как я тебя бросил?

— Не бросил, а стяжательству и мещанству предпочел революцию, оставаясь преданным одной только ей. Кажется, так ты тогда заявил.

— Именно. Нда. Дураком я тогда был редкостным.

— Вот и я умом не блистала. Полностью разделяя твои взгляды, я все же побоялась окунуться в революцию с головой. Одно дело восторженно выкрикивать лозунги, и совсем другое — нести ответственность по всей строгости закона. Одного посещения охранного отделения с меня хватило. А потом я встретила Виктора. Так что теперь я не Боброва, а Знаменская. Не знаю, любила ли я его. Скорее уважала и старалась быть ему хорошей женой. Он воевал в Порт-Артуре, перенес два ранения и плен. Как понимаешь, я не могла не пересмотреть свое отношение к той войне и к революции пятого года, когда мы сами, собственными руками ударили в спину нашим солдатам. Пусть та война была несправедливой, но мы предали нашу армию. И потом… Отчего у других держав имеются свои геополитические интересы, а нам, русским, их иметь нельзя?