Книга Клад стервятника - Сергей Челяев

Гордей вздохнул.

— Иногда его фиксируют приборы ночного видения. Он стал очень скрытным. И словно чувствует инфракрасное излучение, тут же выходит из сектора обзора. Еремей очень изменился. Особенно внешне…

Гордей замолчал надолго. Обратный путь до лагеря мы проделали, будучи каждый погружен в собственные мысли.

Гостеприимные очкарики предложили погостить у них пару дней — хотели еще одну дискотеку. Ну, кнопку на ноутбуке нажать — дело нехитрое, зато все довольны и веселятся. А благодарный Гордей даже открыл мне один свой маленький секрет.

Получилось у нас с ним как у двух пассажиров в пустом купе: случайно встретились, прониклись друг к другу симпатией и как-то незаметно, под водочку, рассказали друг другу Самое Главное. Ведь так бывает?

— У гомиков — регулярно, — подтвердил Комбат.

Но тут же похлопал меня по плечу:

— Ладно, шучу. Выкладывай, что там твой Гордей изобрел.

— Именно что изобрел, — убежденно заявил я. — Держись крепче за стул, Комбат, — сейчас закачаешься!

В свое время еще сам доктор Добровольцев интересовался возможностью составления одних молекулярных комбинаций из других. Дальше личного интереса это у него не пошло, однако он предложил молодому таланту Гордею провести в этой области серию экспериментов. И предоставил в служебное пользование несколько весьма редких артефактов.

— Я почти наверняка знаю, что они принесены из подземелий Агропрома, — убежденно говорил Гордей. — И мне даже кажется, что я знаю, кто добыл Добровольцеву эти… м-м-м… хреновины.

Признаться, в тот момент я тоже подумал о Еремее. Но я слишком хорошо представляю себе степень ментальной свободы зомбированного сталкера. Это ведь просто ходячая машина. И управлять ею может лишь тот, кто сумеет подобрать к машине правильный код. А это уже из области мистики, которой я в Зоне и так сыт по горло.

В итоге Гордей пошел дальше лабораторных экспериментов. Собрал прибор по одному ему известной схеме, включающей некие артефакты, которые еще никто в глаза не видел. Установка Гордея и работала по очень странному принципу.

Похоже, энергией ей служило излучение с Агропрома; или, во всяком случае, оно играло роль своеобразного катализатора реакций. По сути же это был дистанционный экстраполятор, обладающий функцией восстановления ряда искусственно созданных предметов «из агрессивных сред, активных растворов, а также подвергшихся механической деструкции».

— Ты чуешь, Комбат, где псевдособака порылась?

— Угу, — кивнул тот. — Чую, какая-то лажа. Но продолжай.

— Так вот, Гордей даже показал мне экстраполя- тор, хотя и под большим секретом. Сказал, что мне, дилетанту, все равно ничего в нем не понять. Дескать, таиться следует прежде всего от коллег-ученых. Очень уж его Севарен в свое время допек. Чего-то они не поделили с этим боссом глубокой заморозки в мировом промышленном масштабе. Да оно и понятно: кто Севарен, а кто Гордей в этом самом масштабе?

Тут я сделал в своем рассказе короткую паузу. Быстренько активировал ПДА и отправил текстовое сообщение в четыре строки по одному известному мне адресу. Теперь, если все нормально и я не ошибаюсь в людях, в самое ближайшее время мне должен прийти положительный ответ.

— И что? Что там было-то?

Теперь в голосе Комбата уже отчетливо слышались нотки неподдельного интереса.

Я не стал его томить, тем более что дятлы у меня в висках после небольшого перерыва, отдохнувшие и воспрянувшие духом, возобновили свой мучительный перестук.

— С виду — длинный телескопический щуп. Правда, диаметр трубы примерно во-от такой.

Я с удовольствием продемонстрировал Комбату свой третий палец.

— А как ты им воспользуешься? Что он может, этот… манипулятор?

До Комбата начала доходить суть моей затеи и он нахмурился. Он всегда хмурится, когда пытается воспринимать вас всерьез.

— Гордей при мне высыпал в песок банку растворимого кофе «Нескафе» и все тщательно перемешал. А потом — вытянул почти всю банку через трубку. Я потом засыпал его обратно — примерно одной восьмой не досчитался. Но это был ведь только фокус, эксперимент в полевых условиях. А если условия создать получше?

— Каким образом? — сухо уточнил Комбат.

— Пси-энергия этого колдометра…

— Колдометра?

— Да уж больно длинно выговаривать «экстра-по-ля-тор тире вос-ста-но-ви-тель», — пояснил я. — Вот и окрестил его колдометром. Это же и впрямь чистое колдовство — мыслеобразы создавать.

— Какие такие образы?

— Представляешь себе некую вещицу, которую ты только что утопил, к примеру, в зыби, — пояснил я. — Экстраполятор настраивается на частоты твоего головного мозга и дистанционно считывает информацию. А потом создает голографическую проекцию. Гордей мне показывал, как оно работает. Для этого и специальный шлем у него есть, с электродами. Только желательно, чтобы предмет был без внешних покровов и ты имел о нем четкое представление. Вот я и представил свою Леську… ну, в общем, без покровов.

— И что? — без тени улыбки спросил Комбат.

— Ну и получил. Четкое представление. В «три дэ» практически. Даже родинку на ее причинном месте узрел проклятый колдометр!

— Эта родинка у тебя в подсознанке сидит и жить спокойно не дает. Уже третий месяц, насколько я вижу, — заверил меня Комбат.

Вот ведь внимательный хрен! И почему он все про мою личную жизнь знает, а я про него — ничего, кроме как бы общеизвестных его амуров с принцессой Ильзой? А еще друзья называется.

— И ты знаешь, как эта карта выглядит? Стервятник-то уж давно сгинул, на его свидетельские показания можешь не рассчитывать.

— А на самого Слона? — вкрадчиво спросил я.

Комбат пожал плечами.

— У тебя его фотка есть?

— Видались и лично, — отмахнулся я. — В конце концов, мне вовсе не обязательно поднимать из зыби труп этого урода. Что я, мертвых слонов не видел, что ли?

Впервые за весь наш научно-популярный разговор Комбат посмотрел на меня с уважением. Но промолчал.

А что такого? У нас в казанском зоопарке, еще в пору моего сопливого детства, между прочим, слониха Вента умерла. И я приходил на тушу поглазеть вместе со всеми гопниками из нашего квартала.

Так что слово подлинного аристократа казанских спальных микрорайонов нерушимо: пацан сказал — пацан ответил!

Затем настало время Комбату подумать.

Думал он недолго, но основательно. И прав я был, что никогда в нем не сомневался. Потому что он кремень, а я пока что известняк. Осадочная порода, в общем. И если через месяц у меня не будет без малого двадцати тонн баксов — посыплюсь, как сухая известка, к такой-то матери.