Книга Военные тайны Лубянки - Александр Витковский

«16 октября на фабрике «Ударница» собравшаяся толпа проломала забор и пыталась расхитить кондитерские изделия».

«На заводе № 8 (Мытищенский район) около 1000 рабочих пытались проникнуть во двор. Отдельные лица при этом вели резкую контрреволюционную агитацию и требовали разминировать завод.

Отправлявшийся с завода эшелон с семьями эвакуированных разграблен. Кроме того, рабочие угрожали разграбить кассу с деньгами.

В 13 часов 30 минут на заводе возник пожар, в результате которого полностью уничтожен материальный склад Управления капитального строительства. Убытки от пожара составляют около 500 тысяч рублей.

Ведется следствие».

В результате битвы под Москвой враг был отброшен на десятки километров от столицы. Но обстановка на фронте и в тылу продолжала оставаться очень напряженной. В начале января 1942 года в Москве были снижены нормы продовольственных пайков. И уже через несколько дней, 16 января на стол высших руководителей госбезопасности и партийных органов ложится записка «О политических настроениях населения города Москвы в связи с уменьшением нормы выдачи хлеба». Судя по всему, она была подготовлена на основе агентурных сообщений и всесторонне отражала реакцию москвичей на проводимые мероприятия.

«Решение партии и правительства об уменьшении нормы выдачи хлеба вполне правильное. Мы для фронта ничего не пожалеем. Обеспечим бойцов Красной Армии всем необходимым. Они проливают кровь за нас. Им труднее быть в боях, чем нам здесь в тылу. Мы проживем и на 600 грамм» (Белова — работница швейного цеха трикотажной фабрики).

«Правительство говорило нам о наличии больших запасов продовольствия, а на деле получилось наоборот, приходится голодать. Нормы выдачи продуктов, объявленной по карточкам, не получишь, а если и дают, то немецкие «эрзацы» (Иванова — работница цеха № 7 завода № 509. Проверяется).

«Хорошо, что убавили норму выдачи хлеба, а то многие хлеб меняли и продавали на рынке по спекулятивным ценам» (Кулакова — рабочая завода «Газоаппарат»).

«Года за два до войны Советское правительство говорило, что если и начнется война, то у нас хватит хлеба и других продуктов на три года. А теперь повоевали всего полгода и начинают ухудшать продовольственное снабжение, урезать норму выдачи хлеба» (Бойков — слесарь завода «Электросвет»).

«Защитники Ленинграда значительно меньше получают хлеба чем мы, москвичи, и то не унывают, а сражаются с фашистами, как львы» (Дудин — рабочий завода «Комета»).

«В прошлую войну 1914–1918 гг. подобного безобразия с продовольствием не было. Все было, как в мирное время, а теперь с голоду подыхаем, хотя хвалились запасами на десять лет. Если повоюем еще полгода, то народ начнет умирать, как мухи осенью. Теперь судите, каков был «Николашка дурачок» (Афанасьев — разметчик завода № 509. Подготовляется к аресту).

«Дойдет до того, что будем получать по 100 грамм на человека. Будем работать и ничего не скажем. У нас потому плохо, что в колхозах дела были очень плохи, а в газетах только хвалились. Я думаю, после войны будут индивидуальные хозяйства, а колхозов не будет» (Зачесов — завхоз 5-ой меховой фабрики. Производится расследование).

«Я не против, что сократили норму, лучше пускай сократят еще на 200 грамм выдачу хлеба, только бы поскорее кончилась эта война» (Родионов — бухгалтер 5-й меховой фабрики).

«Это только первое сокращение норм, а в дальнейшем нужно ожидать еще, ибо в освобожденных районах у населения ничего не осталось, а кормить их надо. Фондов нет. Кроме этого надо создать фонд на весенний сев. Все это и связано с сокращением норм отпуска хлеба» (Попова — ст. бухгалтер магазина № 19 Коминтерновского райпищеторга).

Примечательна секретная справка, составленная начальником управления НКВД г. Москвы и Московской области Журавлевым для руководителей НКВД и партийных органов о реакции москвичей на первомайские торжества 1942 года.

«…Международный праздник 1 Мая повсеместно прошел с большим политическим подъемом. На всех предприятиях, учреждениях, МТС, колхозах и совхозах проведены массовые митинги, на которых зачитанный исторический первомайский приказ Народного Комиссара Обороны Союза СССР товарища Сталина трудящимися был встречен с огромным воодушевлением.

… Наряду с этим среди некоторой части населения отмечены отдельные отрицательные настроения и антисоветские высказывания:

«1942 год может явиться годом разгрома Красной Армии. Отдадут Москву, и нам придется отсюда удирать в Иран или в Америку» (Леонов — инженер завода Мосжилстрой № 1, член ВКП(б).

«В приказе товарища Сталина в отношении тыла немцев написано неправильно. Никакой разрухи у немцев нет, наоборот, у них тыл крепкий. Немецкая армия скоро начнет наступление, а наши побегут обратно. Мы не способны воевать с Германией. Наше поражение неизбежно. Конечно, мы в этом отношении ничего не теряем — при немцах жить будет лучше. Население оккупированных немцами советских районов живет хорошо» (Степанов Г. Г. — механик автобазы Наркомфина РСФСР, беспартийный).

«Много говорят о том, что Германия ослабела. Но на самом деле ослабли мы, а не они. У нас нет ничего — ни хорошего вооружения, ни продовольствия для армии, армия голодает. Скоро подсохнет, и немцы опять покажут, на что они способны, и Москву вряд ли уж нам придется во второй раз удержать» (Власенков Л. Я. — кузнец завода «Водоприбор», беспартийный).

«Для кого-то это праздник, а для нас — что за праздник. И отдохнуть нельзя, и поесть нечего, придется живой ложиться в яму, ведь на 300 грамм хлеба долго не протянешь» (Миняева А. Ф. — колхозница Химкинского района, беспартийная).

«Хотя наши и победят немцев, все равно от наших хорошего ждать нечего, так и будем работать, не зная на кого, до самой смерти. Если бы они распустили колхозы и дали возможность крестьянину жить самостоятельно, тогда бы дело было другое — был бы хлеб у мужика и на рынке, и так народ бы не голодал» (Сизов И. П. — старший стрелочник Ленинской ж. д., беспартийный).

«Все, что говорит в своем приказе Сталин, — это неправильно. Никаких успехов на фронте у нас нет. Красная Армия опять начала отступать — сдавать города и села. Немцы скоро начнут бомбить Москву, только с большей силой, чем в 1941 году» (Аксенов, — работник штаба МПВО Молотовского района, беспартийный).

Увы, но и через полтора года, в ноябре 1944 в Москве не стало легче. Об этом свидетельствуют документы, составленные по результатам контроля переписки граждан для выявления реакции жителей Москвы на закрытие вещевых рынков.

Конечно, читать чужие письма безнравственно. Но в годы войны понятие нравственности едва ли не полностью растворяется в страхе, жестокости, ужасе и цинизме. И люди с этим свыкаются, принимая ущемление своих гражданских прав как вынужденное и временное зло.

Одной из таких мер и была перлюстрация (контроль) почтовой корреспонденции. Конечно, официально работа военной цензуры не афишировалась, но люди о ней знали. Впрочем, и политическое руководство воюющей страны можно понять. Именно через личные письма, в которых без утайки, страха и оглядки на посторонний глаз рассказывалось о житье-бытье близким друзьям и родственникам, власть могла узнавать о реальных трудностях населения всей страны и армии. И далеко не всегда эта правда жизни совпадала с приукрашенными отчетами официальных органов. Миллионы писем были тем правдивым зеркалом, в котором руководство видело отражение своих действий.