Книга Вечный поход - Сергей Вольнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хан пошевелился, сладостно изогнулся и что-то пробормотал. О чём думал он сейчас? Слал ли мысленно проклятия тангутскому правителю, а может, просил поддержки у Небес? Как бы там ни было, но дыхание Чингисхана оставалось ровным и спокойным.
Два телохранителя внутренней дневной стражи, стоявшие за пологом, переглянулись.
И тут же резко раскрылись на широком лице хана «кошачьи» раскосые глаза, мгновенно осмотрели всё, что происходило в юрте, и так же внезапно захлопнулись, заронив в души телохранителей сомнение и страх. Не померещилось ли? И человек ли он вообще? И спит ли хан когда-либо?..
…Войско приходило в себя после жестокой сечи. Подсчитывались потери и зализывались раны. Повсеместно проводились смотры подразделений. Нойоны готовились к обязательному большому общему смотру. Казалось, вся степь кругом, куда долетал взор наблюдателя, шевелилась тысячами лошадей и вооружённых людей. С небольшого холма, на котором возвышалась Белая юрта, было видно даже небольшую извилистую речку, змеёй распластавшуюся у самого окоёма. Её дальний берег постепенно сливался с небом.
Стоявший на часах Керим перевёл взгляд выше, зашарил им по бескрайнему простору. Облака, гривастые и не очень, рвались необозримым гигантским табуном вниз по течению этой безымянной степной речушки. Рвались, затаптывая друг друга, туда, где расположились большие города тангутов. Туда, куда совсем скоро двинет свои войска Повелитель Вселенной. Ветер подстёгивал, поторапливал отстающих, а сзади всё выплывали и выплывали новые. Облачная орда, должно быть, спешила. Наверное, у неё на то имелись веские причины…
Нукер, исполняющий сейчас обязанности цагхада у юрты Великого, задумался, мысленно уплывая на крутобоком неудержимом небесном скакуне. Но тут же встрепенулся, выделив из общего шума нервную дробь приближающегося стука копыт. Часовому положено следить за тем, что творится на земле…
Темник в шлеме с пышным алым плюмажем, в иссиня-чёрных доспехах, прикрытых чёрным плащом с оторочкой из шкуры пардуса, соскочил с рослого коня вороной масти перед самым постом стражи у входа в Белую юрту. Соскочил мягко и уверенно, несмотря на свои сорок с лишком лет. Бросил, не глядя, поводья подбежавшему телохранителю. Жестом послал Керима доложить о себе и, получив подтверждение, ступил в ханскую юрту, решительно откинув полог.
Хан встретил его пристальным взглядом, в котором можно было отыскать что угодно, только не остатки сна. Жёсткая желтизна глаз, плавящая чужие зрачки. Пергамент обветренной кожи, туго обтянувший широкие скулы лица. Внимание и величие.
Возможно, и вправду, — тщета это да пыль людская. Попробуй уразумей… Вот только не шли из головы Хасанбека эти пленники. И слова их не таяли тоже. А пуще всего не давала покоя картина, периодически возникающая перед ним — он прекрасно помнил, как Синее Небо неимоверно быстро перетекло во взгляды пленников, величавших себя посланниками…
Темник доложил всё Чингисхану.
В ханском решении Хасанбек не сомневался, расписав происшедшее со всеми подробностями, стараясь передать повелителю свою тревогу. И потому не удивился, услыхав:
— Где эти шакалы? Притащить их сюда.
Тащить не пришлось — эти отбросы рода человеческого ожидали своей участи неподалёку от Белой Юрты, под конвоем личной охраны темника.
Когда два рослых всадника, следуя за своим нойоном, втолкнули измученных пленных в юрту Великого, тот восседал на подушках с чашей в руке. По обе стороны от него возникли и выстроились четыре нукера дневной внутренней стражи. Хан шевельнул рукой, и пленников освободили от пут. Потирая затекшие конечности, они непроизвольно окидывали взором внутреннее убранство юрты. И даже, показалось Хасанбеку, в глазах у них мелькнуло удивление при виде отсутствия показной роскоши, подобающей Повелителю Вселенной — ничего лишнего, просторное помещение с богатым убранством, не более. Жилище военного вождя, привыкшего к тяготам походной жизни, а не развращённого роскошью, пресыщенного безраздельной властью императора.
— Кто вы, черви? Зачем следили за нами? — бесцветным голосом негромко произнёс хан и отхлебнул кумыс из золотой чаши.
Хасанбек застыл поодаль, буравя ожидающим взглядом лица пленников, стараясь первым узреть в их глазах само зарождение непочтительности или — о Небо! — дерзости либо угрозы.
Его рука непроизвольно сжала рукоятку меча, а сам он напоминал ловчего кречета. Лишь только намёк на движение — и в бой!
— Нам ни к чему следить… Тот, кто нас послал… знает обо всём и без этого… Мы лишь посланники… Вечного Синего Неба… — хриплым голосом ответил старший. — Вот уже месяц идём мы по твоим следам, о достопочтенный… Наши имена…
— Вы-ы-ы?! — неожиданно расхохотался ему в лицо Чингисхан. — Это вы-то?! Посланники?! Ничтожные дегеремчин! У таких разбойников, как вы, не бывает имён… А если даже и есть, они вам не понадобятся.
Его глаза, меж тем, оставались холодными и безжалостными, как занесённый над головой клинок. Они, казалось, лучились от веселья, но тем не менее успели обшарить взглядом всех находившихся в юрте и опять остановились на пленниках. Глаза буравили их, хотя тело всё еще продолжало вздрагивать от спазмов смеха. И вдруг, оборвав хохот на полузвуке, хан швырнул на пол недопитую чашу. Вскочил и взвизгнул:
— На землю! Грязные шакалы!!
Нукеры старательно помогли пленникам мгновенно выполнить приказ хана. От их резких толчков в спину ослабевшие незнакомцы рухнули, едва успев выставить руки, чтобы смягчить падение и защитить лица.
— Я прикажу залить ваши глотки кипящей смолой! У Вечного Синего Неба не может быть таких ничтожных послов. Вы выглядите как жалкие рабы!
Хан брызгал слюной, дико сверкал глазами. Старший из пленников приподнял голову, но её тут же схватил сзади за волосы стражник и, заломив вверх, приставил к горлу остро заточенный нож, ожидая приказа повелителя. На горле поверженного задёргался кадык:
— Не гневайся… Великий Хан… Не наша вина, что… путь был неблизкий… и опасный, и что… твои воины не слушают… слов… — хрипя, исторгал он.
— Мои воины слушают только приказы! Если бы они слушали всех бродяг и проходимцев, которых повстречают в степи, я не завоевал бы и соседнего улуса. Мои лошади не имели бы ничего, кроме сухой колючей травы, катая на себе не воинов, а жалящих слепней…
Чингисхан подал знак. Телохранитель убрал нож и рывком поднял на ноги сухощавое тело невольника.
— Говори, ничтожный. Выкладывай всё, что знаешь. И горе вам, если ты собьёшься или что-то утаишь.
Пленник закашлялся. Сухо, давяще. И произнёс медленно, словно взвешивая каждое слово на непослушном онемевшем языке:
— Ты прав, о Великий Хан… у Вечного Синего Неба… не бывает ничтожных послов… Наша сила в другом… Мы знаем Путь. Куда он ведет каждого… Сколько его отмерено… Как долго он продлится… Поверь нам, Темучин…
«Темучин?! Кто посмел произнести это имя в ханской юрте! Темучин!!!»