Книга Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. "Русская Троя" - Николай Дубровин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Будучи главным военным портом на юге империи, Севастополь был в изобилии снабжен всем необходимым для флота. Там было прекрасное адмиралтейство, арсенал, деловые дворы, значительный склад орудий, пороха и прочих боевых припасов; там был сухарный завод, казармы для морских чинов и два госпиталя. Словом сказать, Севастополь мог собственными средствами выпечь 86 000 пудов сухарей, поместить в своих магазинах более 92 000 четвертей хлеба, имел помещение на 2000 больных и мог в своей обширной гавани поместить весь Черноморский флот. Сам по себе город был очень красив. В Севастополе насчитывалось до 2000 домов, почти все каменные, и до 40 000 жителей, преимущественно служащих.
Севастополь был город исключительно военный. Главное население его составляло дружное общество лихих моряков, привыкших к необыкновенной деятельности. Там жила огромная семья родных братьев, крепких своим духовным родством и сильных своим единодушием. Преданный одной цели, одному делу, каждый член этой семьи старался перещеголять друг друга: не из одного самолюбия стать выше своего товарища-сослуживца, а из-за того, чтобы принести наибольшую пользу службе и содействовать улучшению Черноморского флота. Под рукой опытного начальника адмирала Лазарева в Севастополе все так и кипело, вращалось, двигалось и крепли удивительные силы.
Тут люди ценились по заслугам, бесспорно признанным всеми сослуживцами. Тут престарелый ветеран небольших чинов, смиренно доживающий свой век, но принесший пользу флоту, пользовался бо́льшим уважением, чем иной чиновный любимец счастья, имеющий сильных покровителей. Поэтому Черноморский флот был силен не одними величественными кораблями и большими пушками: корабли гниют, пушки ржавеют – а силен он был нравственной, живой силой, тем, что называлось черноморским духом. Этот дух не зависит ни от места, ни от времени, а зависит он от дружбы и единства семьи и проявился во всем блеске тогда, когда кораблей не было, когда на стенах севастопольских храбрый матрос сделался еще более храбрым солдатом. Здесь все дышало отвагой и любовью к родине. Даже женщины Севастополя, рыночные бабы, отличались смелостью и сознанием собственного достоинства.
Городок рос, мужал и выработал в себе тот непоколебимо стойкий характер, который говорил: меня не тронь, а тронешь – доволен останешься.
За границей давно трубили про Севастополь, что надо взять его и что возьмем мы его непременно. Привыкнув господствовать на всех морях, англичане с завистью смотрели на успехи наших черноморских моряков, на их порядок, знание дела и быстроту движений; о храбрости мы не говорим – вся Европа хорошо помнила Чесму, Наварин и Синоп.
Уничтожить этот флот со всеми его запасами они могли только с сухого пути, потому что с моря он защищался сильными фортами и, скрывшись в гавань, был недоступен для выстрелов неприятельских кораблей. И вот, после нескольких совещаний, союзники решились посадить свои войска на суда, переплыть через Черное море, высадить их в Крыму и атаковать Севастополь с сухого пути.
Собрав большую часть своих сил в турецком городе Варне, лежащем также на берегу Черного моря, англо-французы деятельно готовились к отплытию к берегам Крыма. Главнокомандующий французскими войсками маршал Сент-Арно отдал приказ, в котором объявлял войскам о предстоящем им путешествии в землю Русскую. Он не скрывал, что их ожидают труды, лишения, болезни и встреча с врагом стойким, крепким и могучим, готовым на всевозможные пожертвования и жизнью, и имуществом – словом, встреча с русским народом и русским солдатом, про которого между чужестранцами сложилось убеждение, что в бою с ним двойная работа: сначала надо убить, а потом толкнуть, чтобы он повалился.
Мирно жили и деятельно трудились севастопольцы в ожидании вторжения неприятельского.
Праздник Пасхи проведен был всеми, как говорится, начеку: получено было известие, что 9 апреля сильный неприятельский флот появился в виду Одессы и бомбардировал город. Ожидая появления его и у Севастополя, князь Меншиков выслал на крейсерство пароход «Владимир», который и оставался в море в течение всей ночи. В час пополудни 15 апреля «Владимир» донес, что видит неприятельский флот из 18 кораблей и 7 пароходов. Полавировав в виду Севастополя, неприятель скрылся, не предпринимая ничего решительного и даже не подходя близко к берегу. Появление этой эскадры не вызвало среди севастопольцев ни страха, ни удивления. Своим появлением неприятельские корабли возбудили только простое любопытство. Толпа зрителей стекалась на возвышенных местах, откуда было видно море, чтобы посмотреть на неприятельские суда, стоявшие в отдалении и не решавшиеся приблизиться к берегу. С уходом их в море и в Севастополе все пришло в обычный прежний порядок: никто не думал о предстоящей опасности, городская жизнь и увеселения шли по-прежнему. Ежедневно с шести часов вечера на кораблях, на пристани и на бульваре играло несколько хоров музыки. Толпы гуляющих любовались, как на рейде стройно и величаво стояли наши суда Черноморского флота, как между ними, на гладкой поверхности моря, извивались гребные суда, перевозившие команды с кораблей на берег и с берега на корабли.
Среди такой жизни севастопольцев не поразило новое появление утром 3 июня трех неприятельских пароходов. Шесть пароходов под начальством контр-адмирала Панфилова были посланы навстречу неприятелю. После небольшой перестрелки наши пароходы вернулись обратно. На рассвете 14 июля неприятельский флот опять показался близ Севастополя. Не обращая на него внимания, жители в виду его праздновали торжество закладки соборного храма во имя св. равноапостольного великого князя Владимира. Построение храма в том месте, где принял крещение св. Владимир, а в лице его и вся Россия, в виду неприятеля имело огромное значение.
– Кто не знает, – говорил при заложении храма преосвященный Иннокентий в своей проповеди, – кто не знает, что у врагов наших одно из самых задушевных желаний теперь состоит в том, чтобы каким бы то ни было образом отторгнуть здешнюю страну от состава России? Это было бы, по собственному признанию их, верхом их успеха против нас. А мы в это самое время, как бы в ответ на их безумную дерзость, полагаем ныне здесь основание храма во имя святого Владимира!.. Тем самым сильнее и внятнее всяких слов мы говорим врагам нашим как бы так: непростительно, грубо ошибаетесь вы, воображая, что полуостров Таврический составляет для России только недавнюю добычу меча и плод побед: нет, это древнее и родовое достояние наше; это наследие еще святого Владимира!.. Здесь купель нашего крещения, здесь начало нашей священной истории и народных преданий. Уступить после этого эту страну кому бы то ни было значило бы для России отказаться от купели своего крещения, изменить памяти святого Владимира… Возможно ли это? Скорее не останется во всех горах здешних камня на камне, нежели луна заступит здесь место Креста Христова!.. Такова, говорю, сила и таков смысл нынешнего нашего священнодействия по отношению к врагам нашим! И надобно же было им вчера явиться в таком множестве пред лицом этого града, как бы нарочно для присутствия при заложении этого храма и для выслушания урока, в нем заключающегося!..
Между тем английские и французские пароходы стали показываться в виду Севастополя все чаще и чаще; они осматривали берега и делали промеры, определяя глубину воды. По всему видно было, что союзники приготовлялись к высадке. Многие говорили о том, что неприятель собирается высадиться на берега Крыма, что он непременно высадится близ Севастополя, но все эти разговоры были не более как предположения: достоверно никто не знал о намерениях неприятеля. Гроза войны, висевшая над Севастополем, разразилась только 1 сентября и призвала жителей к усиленной и торопливой деятельности.